МЕГАРЕГИОН  -  СЕТЕВАЯ  КОНФЕДЕРАЦИЯ

Тема:

"Потенциал транснационального (сетевого) сотрудничества Северо-Запада России в регионе Балтийского моря в контексте расширения Европейского Союза"

Докладчик: Наталья Владимировна Таранова

Участники:

Тезисы

доклада Н.В.Тарановой "Потенциал транснационального (сетевого) сотрудничества Северо-Запада России в регионе Балтийского моря в контексте расширения Европейского Союза"

Расширение ЕС влияет как на постановку вопроса об идентичности России в мире, так и на структурные политико-экономические изменения в стране. Вызовы и возможности, связанные с расширением ЕС, будут, прежде всего, проявляться на границе России и ЕС, в регионе Балтийского моря. Рассмотрим способность транснационального (сетевого) регионального образования на Балтике к приобщению России к расширенному проекту европейской интеграции через включение России в сетевое региональное пространство, в "прообраз Большой Европы" (Д. Тренин), и возможности современной России использовать контексты, предлагаемые (пост)современным транснациональным Балтийским регионом, способность России к включению в транснациональную сеть Балтийского региона не в качестве объекта, а в качестве активного субъекта, участвующего в формировании сетевого региона в контексте расширенного Европейского проекта.

Остановимся на особенностях для Северо-Запада России контекста сотрудничества в сетевом Балтийском регионе и взаимодействия Евросоюза с Северо-Западом в контексте регионального измерения расширительной динамики ЕС в Балтийском регионе. А также подойдем к вопросу транснационального (сетевого) потенциала российских субъектов Балтийского сотрудничества и, соответственно, к проблеме включения российских субъектов в идентичностные границы транснационального Балтийского региона. В ситуации, когда Россия остается единственным «внешним» по отношению к ЕС (и внутренним правилам ЕС, воспринимаемым всеми остальными субъектами Балтийского сотрудничества) субъектом Балтийского региона, а Балтийское региональное пространство в Европейском Союзе выделено в основном идентичностными контурами, рассмотрим, на чем основывается включенность в Балтийское пространство, в чем его проявления, как комплекс транснациональных связей воздействует на политику правительств в регионе. РБМ представляет собой некий форум, где различные субъекты региональных отношений и их группы выдвигают свои проекты по различным областям сотрудничества. При этом сам РБМ является одновременно и проектом, обсуждаемым на форуме, и самим форумом. Устанавливая независимые друг от друга контакты и проекты, субъекты сетевого сотрудничества придерживаются контекста Балтийского региона, опираются на символы регионального сотрудничеств. В результате формируется не просто система транснациональных связей отдельных субъектов, а транснациональный регион. Можно сказать, что Балтийский регион, принцип Балтийской региональности (regionality - Пертти Йоенниеми)[1] был предложен регионостроителями в качестве организующего принципа для транснациональных отношений.

Балтийское транснациональное пространство является частью общей транснациональной динамики, глобальных транснациональных сетей, в рамках которых оно выделено идентичностными контурами. Контуры транснационального пространства подвижны, динамичны, определяются в процессе взаимодействия субъектов, принимающих (использующих, основывающихся на) принципе Балтийской региональности. Контуры определяются информационными потоками, несущими программы (образа) действия, определяются и закрепляются развитием функциональных сетей, проектных, исследовательских, деловых сетей, контактов и связей. Региональная идентичность основывается на принятии предлагаемого Балтийским проектом принципа региональности, принятии логики функционирования Балтийского транснационального пространства и творческом участии в формировании пространства региона. Реализация Балтийского регионостроительного проекта, а также возможность различной интерпретации регионального пространства и важность его интерпретации (в рамках европейского (ЕС) или балтийского/северного (Northern) дискурса) обуславливает особую роль в Балтийских региональных процессах информационных потоков, несущих идеи, концепции, программы. Существует выражение – идеи витают в воздухе. Если они там «витают», значит, кто-то их туда «запустил». Из субъектов Балтийского информационного пространства можно выделить тех, кто интерпретирует (interpret) процесс и транслирует (translate) свои идеи (свою интерпретацию в виде программ, организующих региональные процессы, информации (in-formation), формирующей, объясняющей (inform) региональное пространство) и тех, кто ре-транслирует эти идеи, воспринимая заданную интерпретацию.

Одним таким интерпретатором Балтийского пространства является Европейский Союз, упорядочивающий Балтийские региональные процессы исходя из своей внутренней логики. Правительства и правительственные институты, а также (суб)регионы стран-членов ЕС, а особенно готовящихся вступить в ЕС стран Балтийского региона, действуя на политическом поле Европейского Союза с центром в Брюсселе, в основном воспринимают европейскую (ЕС) логику в Балтийских процессах.

В этой связи особую роль в Балтийском проекте играют транснациональные интерпретаторы Балтийского пространства.

Это, во-первых, экспертно-аналитические структуры, объединенные пересекающимися проектными и исследовательскими сетями, преобразующие знание в политическое влияние (применительно к подобным образованиям и их деятельности П. Хаас ввел понятие эпистемологических сообществ [2]).

Во-вторых, это деловое сообщество Балтийского региона. Балтийское деловое и информационное сообщество заинтересовано в укреплении конкурентоспособности и инвестиционной привлекательности Балтийского региона в Европе. Для этого необходимо динамичное развитие региона и укрепление сотрудничества в регионе, а также формирование наиболее естественного и благоприятного имиджа региона, который одновременно станет как брэндом Балтийского региона как Балтийского делового сообщества, так и символом, мифом культурного (идентичностного), социального, политического измерения региона Балтийского моря. Символ «новой Ганзы» оптимален в качестве организующего принципа для Балтийского региона как Балтийского делового сообщества.

Идея информационного региона (региона IT, возможен слоган IT is the Baltic Region) отражает как конкурентные преимущества Балтийского делового сообщества, так и особенности организации Балтийского регионального пространства, особую роль Балтийского сетевого сообщества (эпистемологических сообществ, информационных, ресурсных центров, сотрудничества университетов, etc.). Инновационный потенциал, IT, информационное общество способны выделить Балтийский регион в Европе, составляют его конкурентные преимущества. В области информационных технологий, развития информационного общества у стран Северного/Балтийского региона больше возможностей, чем на Юге Европы. Швеция заявила о желании принять у себя агентство Европейского Союза по сетевой и информационной безопасности, решение о создании которого было принято в марте 2003 года [3].

Для России целесообразно подумать о создании подобной структуры в СЗФО. Интеграция в общее европейское информационное пространство является необходимой составляющей и определяющей предпосылкой интеграции России в общее экономическое пространство Евросоюза. Прежде всего, речь идет об общем информационном пространстве Балтийского региона. Основой регионального пространства является формирование единого экономического пространства, на которое опирается единое информационное пространство. Конфигурация, интегрированность экономического пространства сетевого региона в отсутствии жесткой институционализации в основном определяется деловыми интересами. В условиях Европейского Союза, а также в условиях глобализации вовсе не обязательно, что деловые круги Балтийского региона будут развивать деловые отношения с партнерами из Балтийского региона. Несмотря на то, что существуют весомый политический фактор развития делового сотрудничества с партнерами в "восточной" части Балтийского региона, интерес делового сообщества вовсе не гарантирован, и будет определяться условиями для экономической деятельности. О наличии политического пространства Балтийского региона можно говорить в связи с формированием организационной структуры для реализации инициатив и проектов, отправной точкой которых является регион. Деловое сообщество Балтийского региона как часть "транснационального гражданского общества" регионального пространства вырабатывает свои структуры представления интересов, в том числе взаимодействия с такими институтами Балтийского сотрудничества как СГБМ. В Балтийском региональном пространстве форумы "транснационального гражданского общества" тесно сотрудничают с институтами регионального сотрудничества на национальном, региональном и локальном уровнях (как, например, СГБМ, ОССГБМ, Союз Балтийских городов (СБГ)), а также используют механизмы публичной дипломатии. Этому способствует то, что правительства (в основном, Северных стран) воспринимают транснациональные контакты как важный ресурс политики в регионе и в Европейском Союзе. Самоорганизация делового сообщества в Балтийском регионе происходит вокруг таких интересов, как улучшение условий для бизнеса в странах региона, снижение препятствий для торговых отношений, улучшение инвестиционного климата, эффективность таможенного регулирования, снижение разделительного фактора границы и повышение ее инфраструктурной, сервисной составляющей, повышение доступности и качества информации об условиях ведения дел в странах региона. Причем, в отношении большей части Балтийского региона эти проблемы теперь будут поступательно решаться в рамках Европейского Союза и с помощью европейских средств и фондов. Этим объясняется особое место, которое занимает вопрос ведения дел в России в отчетах и рекомендациях таких форумов делового сообщества Балтийского региона как Консультативный совет бизнеса при СГБМ, Ассоциация торгово-промышленных палат Балтийского моря [4].

Деловое сообщество Балтийского региона через свой Консультативный совет при СГБМ указывает на то, что, работая над улучшением условий для делового сотрудничества в Балтийском регионе, следует уделять внимание не только техническим проблемам, но поиску способов повышения интереса компаний к деятельности на соседних рынках в Балтийском регионе. Особенно следует уделять внимание стимулированию интереса к рынкам восточной части Балтийского региона [5].

 Развитие открытого информационного пространства стимулируется интересами делового сообщества, его покупательским спросом на информацию. Большое значение для развития информационного пространства имеют международные интересы банков. Здесь можно отметить, что из банков Северо-Запада России только Международный банк проявляет интерес к международному сотрудничеству.

Информационным стимулом развития деловых контактов является проведение в Балтийском регионе ярмарок контактов, или Партенариатов. Такая ярмарка контактов пройдет в Петербурге весной 2004 года. О целесообразности проведения ярмарки контактов в Санкт-Петербурге давно говорилось в докладах Консультативного Совета бизнеса при СГБМ [6].

Проект расширения ЕС переходит на другой этап, и сила влияния этой мотивация развития Балтийского регионального сотрудничества уменьшается. В то же время возрастает значение фактора экономической конкуренции в Евросоюзе за центральное положение, а также фактор стремления усилить свои позиции и влияние в Евросоюзе. С вступлением Балтийских республик и Польши в Европейский Союз, в том же контексте повышения позиций в отношениях «центр - периферия» в Евросоюзе путем выполнения функции по усилению интеграции (продолжение поддержки новых членов ЕС в их адаптации к реалиям Евросоюза) и (не институциональному) расширению интеграции на (Северо-Запад) России, региональное сотрудничество на Балтике все больше будет фокусироваться на отношениях Евросоюза и России. Балтийский регион либо маргинализуется (идентичностные границы Балтийского пространства внутри-вне Европейского пространства остаются) или растворяется (идентичностные контуры Балтийского пространства внутри Европейского пространства размываются, оно сливается с общим европейским фоном) в политическом и идентичностном пространстве Евросоюза, замыкаясь на ЕС, отношения по логике "центр - периферия" в ЕС и становясь инструментом в отношениях ЕС и России, либо расширяет европейское пространство, привносит в логику его организации и функционирования свои характерные особенности.

В Европейском Союзе сейчас активно обсуждается вопрос об организации европейского гражданского общества, политического пространства ЕС. Расширение ЕС и реформа механизмов управления европейским пространством способствовали проявлению политической неопределенности в отношении реализуемой модели объединения. Сохраняется возможность восприятия Европейским политическим пространством принципов функционирования Балтийского транснационального пространства (в силу того, что модель организации политического пространства в Балтийском регионе более естественна для (пост)современного (информационного) мира). Реализация заложенной в Балтийском проекте возможности идентичностного расширения европейской интеграции возможна только при активном участием России в транснациональном Балтийском сотрудничестве, в выработке и реализации Балтийского проекта, что, в свою очередь, должно сопровождаться трансформацией российского политического пространства. Объективно растущая экономическая взаимозависимость обуславливает (и предполагает) интеграционную динамику, что способно облегчить встраивание России в систему экономических отношений после расширения ЕС.

Однако пассивное участие в программах ЕС приведёт, что естественно, к вхождению в будущее экономическое пространство по европейскому сценарию. В Балтийском регионе накладываются друг на друга два варианта организации отношений "центр-периферия". В Балтийском сотрудничестве в контексте европейского проекта расширения начинает действовать сложившаяся в Евросоюзе логика организации отношений "центр – периферия", с центром в Брюсселе/в т.н. регионе "booming banana" и с регионами, пытающимися, в том числе за счёт установления контактов через границы, усилить свои позиции по отношению к центру. В (пост)современном Балтийском регионе, основанном на открытых включающих сетях, определение «центра» и «периферии» размыто, не строго определено, непостоянно. Исходя из того, что наличие сетевого региона и его очертания определяются по числу программ и инициатив, исходной точкой которых он является, логично предположить, что центром будет то, откуда исходит большее количество реализуемых инициатив и проектов. При этом регион становится форумом, где обсуждаются эти проекты, и одновременно проектом, обсуждаемым на форуме. И пока можно говорить, что реализуется проект, предлагаемый Евросоюзом. Россия, являясь важным фактором развития РБМ и интереса ЕС к нему, занимает достаточно слабые позиции на региональном форуме.

Воздействовать на организацию и направление развития транснационального пространства можно только включившись в это пространство, используя возможности, предполагаемые вовлеченностью в транснациональные сети. Участие российских групп в качестве субъектов транснационального сотрудничества в РБМ должно происходить одновременно с усилением горизонтальных, сетевых принципов организации внутреннего политического (управленческого) пространства России. Чем раньше российские субъекты Балтийского сотрудничества включатся в процесс регионального строительства, тем скорее они будут реально воздействовать на организацию пространства Балтийского региона, тем меньше придется догонять. Определяющее значение в ближайшее время будет иметь аккумуляция интересов в наших обществах, организация их и выражение в конкретных проектах, - в конечном итоге, формирование транснационального гражданского общества.

При этом целесообразно и необходимо появление деловых представительств (возможно, при торгово-экономических палатах), банков информации, создание центра консультационных услуг для деловых кругов. Справедливыми представляются утверждения о том, что глобализация России может происходить через укрепление центральной власти.

На данном этапе вряд ли можно говорить о проявлении конечной роли федеральных округов в организации институционального, политического, социально-экономического и информационного пространства России. Институт федеральных округов можно рассматривать, с одной стороны, как промежуточный этап на пути к более глубокой реформе федеральной системы. Возможно проявление еще одной функции федерального округа.

Независимо от того, как мы принимаем глобальные вызовы, процесс вхождения России в глобальные процессы, транснационализация России уже идет. Какие структуры примут на себя роль узловых центров сетевого пространства, в котором происходит политический процесс в информационном обществе, это уже проблема политической воли. Причем не только существующих субъектов или иерархических структур, но также и тех систем, которые могут воссоздаваться. Сейчас развиваются сетевые процессы в ходе выстраивании горизонтальных связей от одного частного субъекту к другому частному субъекту, но те же самые формы сотрудничества, что между частными субъектами, могут развиваться между деловым сообществом, информационным сообществом и властями. Институт федерального округа, реализуя свою информационную, имидж-политическую и координирующую роли может заполнить эту нишу. Институт федерального округа может быть представлен как возможный ресурсный центр, как возможный информационный интегратор или узел информационной сети, которая неизбежно будет формироваться в России.

Наиболее естественный путь реализации своих интересов в Балтийском регионе в контексте отношений ЕС для России – не столько методы традиционной дипломатии, в том числе многосторонней (в рамках СГБМ), которые сами по себе не обеспечат возможности реализации своих интересов в Балтийском регионе, сколько координация, в какой-то мере направление, и содействие в рамках инфраструктуры дипломатии транснациональным контактам российских субъектов в пространстве Балтийского региона. Важная предпосылка успешного трансграничного сотрудничества российских регионов – их включение в формирование общего информационного пространства в регионе и в формирование "трансграничного гражданского общества" [7].

Важной составляющей здесь будет осознание своих интересов в Балтийском регионе, в рамках трансграничной общности, и способность к созданию эффективных форматов сотрудничества для достижения этих интересов. Сложность для России в том, что здесь сейчас идёт процесс формирования национального гражданского общества, в то время как в западных субъектах регионального сотрудничества на Балтике идёт его переосмысление. Основа расхождения отношения к транснациональному сотрудничеству заключается в специфике положения России и других субъектов Балтийского сотрудничества по отношению к (пост)современной ситуации в международных отношениях. Ограничить восприимчивость к влиянию извне возможно, но лишь ценой сокращения выгоды, обусловленной взаимодействием. Как отмечают Дж. Най и Р. Коэн, в выигрыше останутся более вовлеченные в транснациональную сеть правительства в ущерб тем, кто остается на периферии этой сети [8].

Воздействовать на организацию и направление развития транснационального пространства можно только включившись в это пространство, используя возможности, предполагаемые вовлеченностью в транснациональные сети. В условиях, когда в европейском сознании при снижении фактора территориальной границы возрастает фактор идентичности, невключенность в пространство, определенное идентичностными контурами неизбежно приводит к восприятию теми, кто действует по правилам функционирования этого пространства, России как «другого», играющего по другим правилам, как объекта или фактора, а не субъекта регионального сотрудничества. Будут сохраняться границы в головах, выражающиеся, например, в лингвистической постановке вопроса как "Россия и Балтийский регион". Пока сотрудничество с российскими субъектами будет отдельно выделяться, не будет восприятия естественности контактов с российскими партнерами. Это, в свою очередь, будет существенно замедлять процесс включения (в этом случае скорее вовлечения) России в европейское пространство, а также отражается на направлении экономических и информационных потоков. Кроме того, невключенность в транснациональные процессы и, соответственно, неспособность использовать действующие там регулятивные механизмы приводит к неуверенному, часто недоверчивому отношению в России к подобному взаимодействию, что объясняется восприятием себя скорее объектом деятельности.

Представляется, что выходом здесь может быть преобразование своего внутреннего политического пространства в соответствии с (пост)современным контекстом, а не закрытие с помощью усиление барьерного (разделительного) понимания границы (то есть как раз того, что нужно преодолевать в отношениях России и ЕС).

Та же причина в основе неоднозначного восприятия в России расширения трансграничных контактов регионов Северо-Запада и регионального измерения расширения ЕС. Важно понимать, что причину возникновения вызывающих тревогу сопутствующих вовлечения регионов в трансграничные процессы следует искать в недостатках федеральной системы в России. Определяющее значение имеет также заложенное в политической культуре отношение к внешним контактам регионов. Воспринимается ли трансграничное сотрудничество регионов как почва для партикуляризма и преследования региональными элитами своих интересов без оглядки на федеральные интересы, как конкурентное по отношению к центру. Или же трансграничные инициативы и контакты регионов воспринимаются (причём в самих регионах в первую очередь) как инструмент решения проблем, возникающих во взаимоотношении России и её соседей. Акцент может делаться на интеграционной функции регионализации, которая обеспечивает фактическое присутствие России в складывающихся региональных образованьях. Противопоставления по линии "свой - чужой", конструирование понятия "другого" в общественном (национальном) сознании, в определении идентичности сейчас активно проговаривается в исследованиях, выступлениях, научных работах, СМИ. Значит, происходит высвобождение этих понятий из общественного (и индивидуального) подсознания, что постепенно приведет к избавлению от подобного способа мышления и действия. Замещение принципов исключения принципами включения (открытости) в организации общества - характерная черта перехода к информационному (постсовременному) обществу. Способность принять необходимость передачи части функций на транснациональный уровень, способствовать установлению транснациональных контактов и связей, - вопрос конкурентоспособности государств (и обществ, которые они представляют) в (пост)современную (информационную) эпоху. Отнюдь не парадоксальным образом это также вопрос расширения механизмов управления (координации) государств.

 Расширение возможностей своего общества к транснациональному взаимодействию обуславливает не потерю управленческого потенциала, а освоение возможностей управления в сетевых (горизонтальных) системах, в которых растворяются иерархические модели. В условиях взаимодействия с транснациональным регионом наиболее адекватно предложенное Дж. Розенау видение государства или правительства как помощников в отношениях своих обществ, с одной стороны, и быстро изменяющимся социальным, экономическим, политическим миров, с другой стороны. На всех уровнях сообщества люди организуются для решения общих задач, формируется "транснациональное гражданское общество" [9].

Роль этих организаций возрастает, и задача государства вовлекаться в процесс "организационного взрыва", поддерживать взаимодействие и контакты с гражданским обществом других стран. Применительно к сетевому Балтийскому региону, "транснациональное гражданское общество" формируется вокруг интересов преодоления препятствий для экономических отношений и формирования информационного пространства. В качестве субъектов этого сообщества выступают и экспертное сообщество, преобразующего знание в политическое влияние, и транснациональные группы давления в области условий экономической деятельности. Реализация заложенной в Балтийском проекте возможности идентичностного расширения европейской интеграции возможна только при активном участием России в транснациональном Балтийском сотрудничестве, в выработке и реализации Балтийского проекта. Неучастие в формировании транснациональных сетей в регионе, в задании векторов региональных процессов означает присутствие России в Балтийском регионе только в качестве фактора региональных процессов, в качестве объекта сотрудничества. При позиционировании России только в качестве фактора Балтийского транснационального сотрудничества, Балтийский регион обречен на периферийное положение в Европейском проекте. В этом случае в регионе усиливается значение процессов, замкнутых на Евросоюз, регион по большей мере утрачивает свою специфику относительно европейской регионализации, транснациональные отношения упорядочиваются под воздействием поля европейской интеграции. Балтийский регион становится, прежде всего, инструментом подготовки стран Балтии и Польши к реалиям Евросоюза, а также частью политики ЕС по отношению к России, средством распространения на российские регионы вдоль будущих границ ЕС действия правил ЕС без институционального расширения.

Участвуя в организации Балтийского регионального пространства, Россия не только осваивает возможности и механизмы управления, обусловленные включенностью в транснациональные сети, но и участвует в формировании некоего расширяющего идентичностные границы ЕС пространства внутри Евросоюза, включенность в которое может обеспечить восприятие России (российского общества) во взаимодействии с Брюсселем (обществом Европы Европейского Союза) не как играющего по другим правилам соседа, пограничного "другого", вовлекаемого в интеграционные процессы на периферии Европейского пространства и европейской идентичности, а как внутреннего субъекта расширенного европейского пространства.

1  Joenniemi P. Regionality: A Sovereign Principle of International Relations? // Patomaki H. (ed.) Peaceful Changes in World Politics. Tampere: TAPRI. P. 337-379

2  Haas P.M. (ed.) Knowledge, Power and International Policy coordination. // International Organization. 1992. Vol. 46, # 1 (special issue). P. 3;

3  Sweden Seeks to Host EU Agency, Friday, 2003-03-28, Radio Sweden News. - http://www.sr.se;

4  См.: Status Report to the Heads of Government of the Baltic Sea States regarding Growth and Development in the Baltic Sea Region from the Business Advisory Council, BAC in the framework of CBSS, June 2002;

5  См.: Bridging the information gap (5.1.2). Ibid;

6  См.: Contacts between businesses across borders (5.1.2.2). Ibid;

7  См.: Florini A.M., Simmons P.J. What the World Needs Now? // Florini A. M. (ed.), The Third Force: the Rise of Transnational Civil Society. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2000. P. 3;

8  См.: Keohane R.O., Nye J.S. (J.). Transnational Relations and World Politics. Cambridge, Ma: Harvard University Press, 1972. P. IX-XXIX;

9  См.: Florini A.M., Simmons P.J. What the World Needs Now? // The Third Force: the Rise of Transnational Civil Society. Florini Ann M. (ed.), Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2000. P. 3.

 

Стенограмма

Ведущий В.И.Шинкунас: Дорогие коллеги, сегодня у нас с докладом выступает Наталья Таранова. Тема доклада: "Потенциал транснационального (сетевого) сотрудничества Северо-Запада России в регионе Балтийского моря в контексте расширения Европейского Союза". Пожалуйста, Наталья Владимировна!

Н.В.Таранова: Сейчас, когда Россия становится единственным "внешним" по отношению к Европейскому союзу (и внутренним правилам ЕС, принимаемым всеми остальными субъектами Балтийского сотрудничества) субъектом Балтийского региона, а Балтийское региональное пространство в Европейском Союзе выделено в основном идентичностными контурами, особую роль приобретает возможность различной интерпретации процессов, происходящих в Балтийском регионе. В этой связи потенциал транснационального сотрудничества Северо-Запада России в Балтийском регионе неотрывно связан с возможностью вхождения Северо-Запада в идентичностное пространство Балтийского региона. Возможность регионов Северо-Запада действовать изнутри идентичностных контуров Балтийского региона неотрывно связана с возможностью Балтийского региона расширить идентичностные границы Европейского Союза. Балтийский регион представляет собой некий форум, где различные субъекты региональных отношений и их группы выдвигают свои проекты по различным областям сотрудничества. При этом, так как сам Балтийский регион является одновременно и проектом, обсуждаемым на форуме, и самим форумом, важно, чей проект реализуется. Устанавливая независимые друг от друга контакты и проекты, субъекты сетевого сотрудничества придерживаются контекста Балтийского региона, опираются на символы регионального сотрудничеств. В результате формируется не просто система транснациональных связей отдельных субъектов, а транснациональный регион. Балтийский регион представляет собой не столько территориально обозначенный регион, сколько принцип Балтийской региональности (regionality - термин, предложенный Пертти Йоенниеми (Pertti Joenniemi, смотри ссылку в тезисах доклада – ред.)) который принимается субъектами сотрудничества и становится организующим принципом для транснациональных отношений в регионе.

Балтийское транснациональное пространство является частью общей транснациональной динамики, глобальных транснациональных сетей, в рамках которых оно выделено идентичностными контурами. Контуры транснационального пространства подвижны, динамичны, определяются в процессе взаимодействия субъектов, принимающих принцип Балтийской региональности. Контуры определяются информационными потоками, несущими программы (образа) действия, определяются и закрепляются развитием функциональных сетей, проектных, исследовательских, деловых сетей, контактов и связей. Региональная идентичность основывается на принятии предлагаемого Балтийским проектом принципа региональности, принятии логики функционирования Балтийского транснационального пространства и творческом участии в формировании пространства региона.

Реализация Балтийского регионостроительного проекта, а также возможность различной интерпретации регионального пространства и важность его интерпретации (в рамках европейского (ЕС) или балтийского/северного (Northern) дискурса) обуславливает особую роль в Балтийских региональных процессах информационных потоков, несущих идеи, концепции, программы. Существует выражение – идеи витают в воздухе. Если они там "витают", значит, кто-то их туда "запустил".

Одним таким интерпретатором Балтийского пространства является Европейский Союз, упорядочивающий Балтийские региональные процессы исходя из своей внутренней логики. Правительства и правительственные институты, а также (суб)регионы стран-членов ЕС, а особенно готовящихся вступить в ЕС стран Балтийского региона, действуя на политическом поле Европейского Союза с центром в Брюсселе, в основном воспринимают европейскую (ЕС) логику в Балтийских процессах.

В этой связи особую роль в Балтийском проекте играют транснациональные интерпретаторы Балтийского пространства. Это, во-первых, экспертно-аналитические структуры, объединенные пересекающимися проектными и исследовательскими сетями, преобразующие знание в политическое влияние (применительно к подобным образованиям и их деятельности П. Хаас ввел понятие эпистемологических сообществ). Во-вторых, это деловое сообщество Балтийского региона.

Балтийское деловое и информационное сообщество заинтересовано в укреплении конкурентоспособности и инвестиционной привлекательности Балтийского региона в Европе. Символ "новой Ганзы" оптимален в качестве организующего принципа для Балтийского региона как Балтийского делового сообщества. Идея информационного региона (региона IT, возможен слоган IT is the Baltic Region) отражает как конкурентные преимущества Балтийского делового сообщества, так и особенности организации Балтийского регионального пространства, особую роль Балтийского сетевого сообщества (эпистемологических сообществ, информационных, ресурсных центров, сотрудничества университетов, etc.).

Инновационный потенциал, IT, информационное общество способны выделить Балтийский регион в Европе, составляют его конкурентные преимущества. В области информационных технологий, развития информационного общества у стран Северного/Балтийского региона больше возможностей, чем на Юге Европы.

Этот символ также несет возможности для России, так как развитие информационного общества может стать чем-то вроде новой российской национальной идеи. Интеграция в общее европейское информационное пространство является необходимой составляющей и определяющей предпосылкой интеграции России в общее экономическое пространство Евросоюза. Прежде всего, речь идет об общем информационном пространстве Балтийского региона.

Основой регионального пространства является формирование единого экономического пространства, на которое опирается единое информационное пространство. Конфигурация экономического пространства сетевого региона в отсутствии жесткой институционализации в основном определяется деловыми интересами. В условиях Европейского Союза, а также в условиях глобализации вовсе не обязательно, что деловые круги Балтийского региона будут развивать деловые отношения с партнерами из Балтийского региона. Несмотря на то, что существуют весомый политический фактор развития делового сотрудничества с партнерами в «восточной» части Балтийского региона, интерес делового сообщества вовсе не гарантирован, и будет определяться условиями для экономической деятельности.

И поэтому, при отсутствии благоприятного экономического климата, инвестиционного климата на Северо-Западе, вряд ли можно ожидать, что Северо-Запад будет интересен для делового сообщества Балтийского региона, даже принимая во внимание то, что сейчас интересы и программы правительств стран Европейского Союза, которые входят в Балтийский регион, ориентированы в основном на Северо-Запад России, на стимулирование деловых контактов с Северо-Западом России.

Помимо экономического пространства очень важно формирование сейчас в Балтийском регионе "транснационального гражданского общества". Здесь особую роль играет Балтийское деловое сообщество и экспертные сети. В Балтийском региональном пространстве форумы "транснационального гражданского общества" тесно сотрудничают с региональными институтами на национальном, региональном и локальном уровнях (как, например, Совет государств Балтийского моря, Союз Балтийских городов), а также используют механизмы публичной дипломатии. Этому способствует то, что правительства (в основном, Северных стран) воспринимают транснациональные контакты как важный ресурс политики в регионе и в Европейском Союзе.

Самоорганизация Балтийского делового сообщества происходит вокруг таких интересов, как снижение препятствий для торговых отношений, улучшение инвестиционного климата, эффективность таможенного регулирования, снижение разделительного фактора границы и повышение ее инфраструктурной, сервисной составляющей, повышение доступности и качества информации об условиях ведения дел в странах региона. Причем, в отношении большей части Балтийского региона эти проблемы теперь будут поступательно решаться в рамках Европейского Союза и с помощью европейских средств и фондов. Этим объясняется особое место, которое занимает вопрос ведения дел в России в отчетах и рекомендациях таких форумов делового сообщества Балтийского региона как Консультативный совет бизнеса при СГБМ, Ассоциация торгово-промышленных палат Балтийского моря.

Проект расширения ЕС переходит на другой этап, и сила влияния этой мотивация развития Балтийского регионального сотрудничества уменьшается. В то же время возрастает значение фактора экономической конкуренции в Евросоюзе за центральное положение, а также фактор стремления усилить свои позиции и влияние в Евросоюзе. С вступлением Балтийских республик и Польши в Европейский Союз, в том же контексте повышения позиций в отношениях «центр - периферия» в Евросоюзе путем выполнения функции по поддержке новых членов ЕС в их адаптации к реалиям Евросоюза и (не институциональному) расширению интеграции на (Северо-Запад) России, региональное сотрудничество на Балтике все больше будет фокусироваться на отношениях Евросоюза и России.

Балтийский регион либо маргинализуется (идентичностные границы Балтийского пространства внутри-вне Европейского пространства остаются) или растворяется (идентичностные контуры Балтийского пространства внутри Европейского пространства размываются, оно сливается с общим европейским фоном) в политическом и идентичностном пространстве Евросоюза, замыкаясь на ЕС, отношения по логике "центр - периферия" в ЕС и становясь инструментом в отношениях ЕС и России, либо расширяет европейское пространство, привносит в логику его организации и функционирования свои характерные особенности.

Между тем сохраняется потенциал расширения Балтийским регионом идентичностных рамок Европейского Союза. В Европейском Союзе сейчас активно обсуждается вопрос об организации европейского гражданского общества, политического пространства ЕС. Расширение ЕС и реформа механизмов управления европейским пространством способствовали проявлению политической неопределенности в отношении реализуемой модели объединения. Судя по реакции стран Европейского Союза на работу Конвента будущего Европейского Союза, который вырабатывает Конституцию, не все страны, особенно малые страны, считают, что их интересы будут учитываться. И возможно, что сетевые принципы организации Балтийского региона смогут восполнить дефицит учета мнений, дефицит представительства. Проект предполагает новый принцип организации и представления интересов помимо парламентского принципа, который в Европейском Союзе, учитывая слабую роль Европейского парламента, не очень эффективно действует. Сохраняется возможность восприятия Европейским политическим пространством принципов функционирования Балтийского транснационального пространства.

Реализация заложенной в Балтийском проекте возможности идентичностного расширения европейской интеграции возможна только при активном участием России в транснациональном Балтийском сотрудничестве, в выработке и реализации Балтийского проекта, что, в свою очередь, должно сопровождаться трансформацией российского политического пространства.

Объективно растущая экономическая взаимозависимость в регионе способна облегчить встраивание России в систему экономических отношений после расширения ЕС. Однако, отсутствие инициатив со стороны российских субъектов, приведёт к вхождению в будущее экономическое пространство по европейскому сценарию.

В Балтийском регионе накладываются друг на друга два варианта организации отношений центр-периферия". В Балтийском сотрудничестве в контексте европейского проекта расширения начинает действовать сложившаяся в Евросоюзе логика организации отношений "центр – периферия", с центром в Брюсселе/в т.н. регионе "booming banana" и с регионами, пытающимися, в том числе за счёт установления контактов через границы, усилить свои позиции по отношению к центру. В (пост)современном Балтийском регионе, основанном на открытых включающих сетях, определение "центра" и "периферии" размыто, не строго определено, непостоянно. Центром сетевого региона будет то, откуда исходит большее количество реализуемых инициатив и проектов. При этом регион становится форумом, где обсуждаются эти проекты, и одновременно проектом, обсуждаемым на форуме. И пока можно говорить, что реализуется проект, предлагаемый Евросоюзом.

Россия, являясь важным фактором развития Балтийского региона и интереса ЕС к нему, занимает достаточно слабые позиции на региональном форуме. Воздействовать на организацию и направление развития транснационального пространства можно только включившись в это пространство, используя возможности, предполагаемые вовлеченностью в транснациональные сети.

Участие российских групп в качестве субъектов транснационального сотрудничества в РБМ должно происходить одновременно с усилением горизонтальных, сетевых принципов организации внутреннего политического (управленческого) пространства России. Чем раньше российские субъекты Балтийского сотрудничества включатся в процесс регионального строительства, тем скорее они будут реально воздействовать на организацию пространства Балтийского региона, тем меньше придется догонять.

Определяющее значение в ближайшее время будет иметь аккумуляция интересов в наших обществах, организация их и выражение в конкретных проектах, - в конечном итоге, формирование транснационального гражданского общества.

Справедливыми представляются утверждения о том, что глобализация России может происходить через укрепление центральной власти. Здесь интересна роль, которую может сыграть Северо-Западный федеральный округ и вообще институт федеральных округов в России. На данном этапе вряд ли можно говорить о проявлении конечной роли федеральных округов в организации институционального, политического, социально-экономического и информационного пространства России. Институт федеральных округов можно рассматривать, с одной стороны, как промежуточный этап на пути к более глубокой реформе федеральной системы. Возможно проявление еще одной функции федерального округа.

Независимо от того, как мы принимаем глобальные вызовы, процесс вхождения России в глобальные процессы, транснационализация России уже идет. Какие структуры примут на себя роль узловых центров сетевого пространства, в котором происходит политический процесс в информационном обществе, это уже проблема политической воли. Институт федерального округа, реализуя свою информационную, имидж-политическую и координирующую роли может заполнить эту нишу. Институт федерального округа может быть представлен как возможный ресурсный центр, как возможный информационный интегратор или узел информационной сети, которая неизбежно будет формироваться в России.

Ограничить восприимчивость к влиянию извне возможно, но лишь ценой сокращения выгоды, обусловленной взаимодействием. Как отмечают Дж. Най и Р. Коэн, в выигрыше останутся более вовлеченные в транснациональную сеть правительства в ущерб тем, кто остается на периферии этой сети.

Воздействовать на организацию и направление развития транснационального пространства можно только включившись в это пространство, используя возможности, предполагаемые вовлеченностью в транснациональные сети. В условиях, когда в европейском сознании при снижении фактора территориальной границы возрастает фактор идентичности, невключенность в пространство, определенное идентичностными контурами неизбежно приводит к восприятию теми, кто действует по правилам функционирования этого пространства, России как "другого", играющего по другим правилам, как объекта или фактора, а не субъекта регионального сотрудничества. Будут сохраняться границы в головах, выражающиеся, например, в лингвистической постановке вопроса как "Россия и Балтийский регион".

Пока сотрудничество с российскими субъектами будет отдельно выделяться, не будет восприятия естественности контактов с российскими партнерами. Это, в свою очередь, будет существенно замедлять процесс включения (в этом случае скорее вовлечения) России в европейское пространство, а также отражается на направлении экономических и информационных потоков.

Кроме того, невключенность в транснациональные процессы и, соответственно, неспособность использовать действующие там регулятивные механизмы приводит к неуверенному, часто недоверчивому отношению в России к подобному взаимодействию, что объясняется восприятием себя скорее объектом деятельности. Представляется, что выходом здесь может быть преобразование своего внутреннего политического пространства в соответствии с (пост)современным контекстом, а не закрытие с помощью усиление барьерного (разделительного) понимания границы (то есть как раз того, что нужно преодолевать в отношениях России и ЕС).

Та же причина лежит в основе неоднозначного отношения к внешним контактам российских регионов. Важно понимать, что причину возникновения вызывающих тревогу сопутствующих вовлечения регионов в трансграничные процессы следует искать в несовершенстве федеральной системы России и законодательства в этой области.

Также важно, какое отношение заложено к внешним контактам в регионах в политической культуре. Воспринимается ли трансграничное сотрудничество регионов как соревновательное по отношению к центру или, наоборот, как раскрывающее возможности отношений России с соседями.

Противопоставления по линии "свой - чужой", конструирование понятия «другого» в общественном (национальном) сознании, в определении идентичности сейчас активно проговаривается в исследованиях, выступлениях, научных работах, СМИ. Значит, происходит высвобождение этих понятий из общественного (и индивидуального) подсознания, что постепенно приведет к избавлению от подобного способа мышления и действия. Замещение принципов исключения принципами включения (открытости) в организации общества - характерная черта перехода к информационному (постсовременному) обществу.

Способность принять необходимость передачи части функций на транснациональный уровень, способствовать установлению транснациональных контактов и связей, - вопрос конкурентоспособности государств (и обществ, которые они представляют) в (пост)современную эпоху. Отнюдь не парадоксальным образом это также вопрос расширения механизмов управления. Расширение возможностей своего общества к транснациональному взаимодействию обуславливает не потерю управленческого потенциала, а освоение возможностей управления в сетевых (горизонтальных) системах, в которых растворяются иерархические модели.

В условиях взаимодействия с транснациональным регионом наиболее адекватно предложенное Дж. Розенау видение государства или правительства как посредника, предлагающего свою инфраструктуру для контактов своего гражданского общества с обществами других стран. В этом случае государство адаптируется к так называемому "организационному взрыву" в современном мире и участвует в нем. Если государство не вовлекается в процесс "организационного взрыва", то механизмы координации "транснационального гражданского общества" остаются вне его ведения.

Реализация заложенной в Балтийском проекте возможности идентичностного расширения европейской интеграции возможна только при активном участием России в транснациональном Балтийском сотрудничестве, в выработке и реализации Балтийского проекта.

При роли России только в качестве фактора Балтийского транснационального сотрудничества в регионе усиливается значение процессов, замкнутых на Евросоюз, регион по большей мере утрачивает свою специфику относительно европейской регионализации, транснациональные отношения упорядочиваются под воздействием поля европейской интеграции.

Участвуя в организации Балтийского пространства, Россия не только осваивает сетевые механизмы управления, но и участвует в формировании некого пространства внутри Европейского Союза, которое может расширить его идентичностные границы. Включенность в это пространство может обеспечить восприятие России (российского общества) во взаимодействии с Брюсселем (обществом Европы Европейского Союза) не как играющего по другим правилам соседа, пограничного "другого", вовлекаемого в интеграционные процессы на периферии Европейского пространства и европейской идентичности, а как внутреннего субъекта расширенного европейского пространства. Спасибо за внимание!

Вопросы участников

Вопрос С.В.Тарасевича: Все-таки я немножко не понял. Прошу пояснить. Прозвучали слова насчет центра сети и периферии сети. Насколько я понимаю, сетевая структура как раз и характерна тем, что у нее нет центра и периферии. Что вы имели в виду?

Ответ Н.В.Тарановой: В Балтийском регионе накладываются друг на друга два принципа организации отношений "центра - периферии". В сетевом Балтийском регионе, предполагаемом регионостроительным проектом, который был запущен в конце 80-ых - начале 90-х годов, нет четко обозначенного центра и периферии. Центр перемещается по сети в зависимости от того, где наибольшее количество проектов, которые реализуются. Но в Балтийском регионе на сетевой принцип накладывается принцип организации центра и периферии Европейского пространства. А там есть "центр" и есть "периферия". И вопрос как раз заключается в том, какой из этих двух принципов возобладает.

Вопрос В.В.Кавторина: Два вопроса. Первый: у вас есть такое утверждение "справедливым представляется утверждение о том, что глобализация России может проходить через укрепление центральной власти". Вы конкретизировали его в докладе, говоря, что регионы, административные округа могут стать там тем-то, тем-то, играть такую-то роль. Но, в общем, никакой реальной роли они не играют. И как будет проходить глобализация через укрепление центральной власти, неясно.

Ответ Н.В.Тарановой: Дело в том, что отдельные российские регионы, и на это довольно часто обращается внимание, меньше приспособлены к транснациональным отношениям, чем российский центр. И в этом случае институт Северо-Западного федерального округа, вообще институт федерального округа, может способствовать раскрепощению транснационального потенциала регионов. Конечно, при условии, что этот институт будет, прежде всего, выполнять координирующую роль, а не только способствовать усилению иерархической модели управления. Да, действительно, пока эти функции не проявляется, но представляется, что в институте федерального округа потенциал к выполнению подобной роли заложен. Можно предположить, что подобные функции проявятся в процессе развития института федерального округа и более четком определении его роли. Это скорее вероятность, или рекомендация, а не описание текущего положения дел.

Вопрос В.В.Кавторина: Второй вопрос, связанный с первым. Вы пишете, что важно понимать, что причину тревог, связанных с вовлечением региона в трансграничные процессы, следует искать в недостатках федеральной системы в России. Вот нельзя ли это конкретизировать? В каких именно? Какими особенностями нашего федерализма это вызвано?

Ответ Н.В.Тарановой: Прежде всего, речь идет о несовершенстве законодательства, координирующего внешнеполитические связи регионов. И в вопросе координации, и в вопросе обозначения полномочий регионов во внешнеэкономической деятельности, в вопросе заключения регионами договоров нет еще той ясности, которая могла бы обеспечить эффективную деятельность.

Вопрос С.В.Тарасевича: Помимо терминов централизации власти или наоборот – отдачи власти регионам, вводится некое понятие сетизации власти, если так можно выразиться, где это некое абсолютно новое, на самом деле, построение организации субъектов или федерации, где каждая сетевая связь, если субъекты являются центрами этой сети и связаны вот этими стрелочками или точнее ниточками, то она может наполняться разным смыслом в разных участках сети. И вот задача законодательная наверно создать такие правила, такие законы, чтобы могли формироваться вот эти связи с разным наполнением и независимо от, скажем, наполнения и содержания этих стрелочек в других частях сети. Так?

Ответ Н.В.Тарановой: Да!

С.В.Тарасевич: Говоря таким языком почти математическим.

Ответ Н.В.Тарановой: Это абсолютно верно. И причем этот процесс сетизации власти взаимовыгоден и для центра и для регионов, потому что в (пост)современных условиях механизм (политического) влияния отдаляется от государства, развиваются новые процессы и социальные связи, а иерархические механизмы воздействия в новых (сетевых, информационных) контекстах менее эффективны. Сетизации власти может обеспечить возможность эффективного управления, скорей координации в этих условиях, центру и регионам. Принимая во внимание, что регионы - это территориально ограниченные субъекты, речь может идти вообще о группах в рамках гражданского общества, о группах делового сообщества, ученых. Здесь могут быть абсолютно разные субъекты воздействия. Для них появляются новые механизмы воздействия как на политику внутри государства, а также возможность эффективного включения в глобальные транснациональные сети.

Вопрос В.И.Шинкунаса: У меня вопрос такой: мы сейчас рассматриваем Балтийский регион как некое плато. А как вы относитесь к тому, что если к этому региону отнестись как к асимметричному. И не напоминает ли он вам Ниагарский водопад? Европа течет, течет, течет… И вот тут где-то все рухнуло. И вот там где-то внизу появилась еще одна среда под названием Россия и Северо-Западный федеральный округ. Интернациональные структуры в Европе и в России. Вам не кажется, что все-таки такая асимметрия существует?

Ответ Н.В.Тарановой: Асимметрия, безусловно, существует. Не случайно, еще иногда приводится разделение Балтийского региона на "восточную" и "западную" части. Теперь, когда страны кандидаты приглашены в Европейский Союз, можно сказать, что в Балтийском регионе осталось два субъекта: Европейский Союз и Россия. И если раньше водопад был "ступенчатым", то теперь преодоление существующей асимметрии стало еще более насущным. В докладе я упоминала, что эта асимметрия проявляется не только в экономических и социальных различиях, а также в различиях в восприятии. Образ Ниагарского водопада, пожалуй, слишком радикален для обозначения границы двух пространств, но те, кто играют по другим правилам, не воспринимаются как субъекты своего пространства и естественные партнеры. Получается замкнутый круг: отсутствие естественности контактов с субъектами по ту сторону этой идентичностной границы и меньшее количество контактов поверх границы, чем внутри системы, обусловливает еще больший отрыв одной части от другой. Мы не можем очень быстро поднять Северо-Запад экономически до уровня Европейского Союза, и в этих условиях нельзя недооценивать важность преодоления идентичностной границы. Здесь необходимо согласованное действие на всех уровнях пространства, продвижение собственной интерпретации балтийских процессов, поэтому важна роль экспертного сообщества. Одновременно необходимо улучшение экономического климата. Потому что одно без другого не будет действовать.

Вопрос Е.В.Цветковой: Восприятие границы идентичности. В вашем докладе прозвучал такой пункт, что в России еще не сформировалось гражданское общество, но все равно, несмотря на это, Россия будет втягиваться в транснациональное сотрудничество. И вот у меня вопрос: национальная идея, новая национальная идея какой она вам представляется? Способна ли она каким-нибудь образом изменить вот эти границы восприятия, эту границу идентичности и как-нибудь повлиять на процессы интеграции?

Ответ Н.В.Тарановой: Я не берусь вырабатывать новую национальную идею. И вряд ли мне удастся здесь что-то такое сформулировать. Здесь можно сказать, что на способность российского общества к транснациональному взаимодействию и на процесс вхождения в европейское пространство может повлиять, какой принцип преобладает в построении национальной идентичности - принцип включения или исключения. Можно сказать, что для Европейского Союза, в отличие от Балтийского региона, характерно построение идентичности по принципу исключения. Так что это нужно преодолевать и России, и Европе Евросоюза. А Балтийский регион как раз предполагает организацию регионального пространства по принципу включения. И поэтому при возможности распространения принципов организации Балтийского пространства на Евросоюз, и при возможности принятия российской политической культурой принципов действия, которые пока заметны в рамках Северного/ Балтийского региона, возможно сближение этих двух идентичностей.

Вопрос В.Р.Бермана: У меня вызывают сомнение следующие вещи. В какой мере вообще можно говорить об интеграции в Балтийский регион российского Северо-Запада? Во-первых, я очень сомневаюсь в том, что российский Северо-Запада представляет из себя некоторую идентичность. На мой взгляд, это просто некоторый административный посыл, который будет осуществлен или не осуществлен, но какой-то самоидентификации населения Северо-Запада в общем-то на мой взгляд пока не существует. Кроме того, Северо-Запад территория достаточно обширная. А что касается географической принадлежности к Балтийскому региону, то здесь можно говорить только о Санкт-Петербурге и области. А все остальное, в общем, это некая континентальная Россия или некий Север, который в общем уже к Балтике имеет достаточно далекое отношение. И вот каким образом можно считать, что именно таким образом произойдет интеграция некоего Северо-Запада - не очень понятно чего, да еще и в Балтийский регион – не очень понятно для чего и почему Балтийскому региону он понадобится.

Ответ Н.В.Тарановой: Я с вами согласна, что у Северо-Запада нет своей собственной идентичности, и вряд ли это нужно для интеграции в Балтийский регион. И Балтийской идентичности тоже как таковой нет. Регион Балтийского моря неоднороден. Под Балтийской идентичностью можно понимать принятие правил взаимодействия в Балтийском регионе, принципа Балтийской региональности, которая не обусловлена географической принадлежностью. Так что в этих условиях и Москва может быть субъектом Балтийского сотрудничества и Владивосток, если они взаимодействуют с партнерами в Балтийском регионе в контексте Балтийского сотрудничества. В этой связи речь идет не о том, что четко территориально ограниченный Северо-Запад интегрируется в Балтийский регион. Речь идет скорей о том, что деловые структуры на Северо-Западе, какие-то группы гражданского общества, возможно не только на Северо-Западе, включаются в формирование транснациональных сетей Балтийского региона. Это скорей даже не интеграция в Балтийский регион, а участие России в формировании этого (сетевого) региона. Ведь о границах Балтийского региона можно говорить весьма условно, в него нельзя интегрироваться, можно участвовать в его формировании изнутри.

Вопрос В.Р.Бермана: У меня есть дополнительный вопрос вот какого плана. Учитываете ли вы, что в отличие от стран Балтийского региона в иных регионах России иная политическая система, еще в большей степени иная экономическая модель? Просто как бы иной экономический строй в принципе. И в этом смысле для идентичности реальных-то условий нет. Сами трансакции при переходе из одной модели в другую слишком велики, не говоря уже о рисках экономических, политических и так далее.

Ответ Н.В.Тарановой: Да, это так. И именно поэтому мы пока говорим о все возрастающей границе между пространством ЕС и российским пространством. Именно потому эта проблема существует, что различия велики. Однако надо с этим что-то делать. И сейчас актуализируется вопрос преодоления этой границы. При этом вряд ли стоит рассчитывать только на инициированные Европейским Союзом проекты и меры (например, расширение программ ИНТЕРРЕГ, ТАСИС), ведь это неизбежно приведет к тому, что Европейский Союз сможет предъявить взамен определенные требования к России. Что-то, что будет организовывать российское пространство вдоль границ с ЕС по европейскому сценарию. Поэтому в интересах России все-таки вырабатывать и продвигать свои собственные интерпретации и проекты в Балтийском регионе и в Европейском пространстве, это вопрос политической воли.

Вопрос Анаис Марин: Мне кажется, что проблема, о которой ты говорила, как раз сейчас, именно в этом году начинает решаться. То есть - Россия готовила стратегию регионального развития, имея в виду, что надо подключить все транспортные инфраструктуры, в основном об этом речь и идет, с инфраструктурами и сетями сообщений Евросоюза. Во-вторых, то, что ты называешь "Балтийским проектом Европы", мне кажется, уже три года входит в рамке инициативы "Северного измерения". А на этом плане, все также изменяется: недавно, в январе 2003 г., Россия предлагала Евросоюзу полностью поменять эту рамку, принимая Россию в нее на основе равных прав. Напомню, что изначально, Северное Измерение - это многолатеральная инициатива Евросоюза по отношению к Северо-Западу России. Россия сейчас хочет, чтобы это Измерение стал новым пространством для equal partnership (равного партнерства – ред.) для регионального и приграничного сотрудничества на основе равноправия. Это переворот и в этом смысле то, что мы здесь обсуждаем, то, что здесь в России пишется по поводу "субрегиональной интеграции" - это авангард, это находится впереди по сравнению с тем, что сам Евросоюз готов делать и какую роль Россия и русские регионы смогут играть для совершения "Балтийского" проекта. Там, внутри Евросоюза, гораздо не все правительства интересуются этим проектом. В основном, большинство Европейцев даже против идеи такой soft или региональной интеграции России в Евросоюз. Добавлю маленький комментарий. По-моему, разделить регион Балтийского моря на Восток и Запад не очень справедливо, именно потому, что как вы и говорили, Северо-Западный округ очень негомогенный. Можно считать, пограничные регионы Карелии, Калининграда и Санкт-Петербурга, где даже нет границы, уже фактически находятся в и развиваются внутри Евросоюза. Наоборот, можно сказать, что не хватает процессов и сетей трансграничной интеграции на границе России с Эстонией и с Латвией. Пора интересоваться именно вот этими границами, потому что это пока является зоной оппозиции, где самые разные режимы применяются и здесь, как раз, чувствуется граница Запад-Восток. Еще маленький вопрос: что вы имеете в виду, когда на четвертой странице пишете, что институты регионального сотрудничества используют механизмы "публичной дипломатии"? Что вы имеете в виду под этим термином?

Ответ Н.В.Тарановой: Под публичной дипломатией здесь понимается использование представителями гражданского общества и неправительственными организациями каналов официальной дипломатии. Например, представители Балтийской ассоциации торгово-промышленных палат, которая представляет интересы делового сообщества Балтийского региона, используют инфраструктуру дипломатических представительств своих стран, например, в России, для того, чтобы доносить свои интересы до сведения российской стороны.

Вопрос Анаис Марин: Откуда этот термин? То есть это ваше понятие, или кто-то другой придумал? Если взять антонимы private/public, понятно, что сейчас частная дипломатия развивается. Фирмы, люди имеют свои частные внешние интересы и поэтому развивают свою частную дипломатию. Но настоящая, обычная дипломатия - всегда публичная. То есть - я не совсем понимаю, что это за новый термин.

Ответ Н.В.Тарановой: Этот термин встречался достаточно часто в связи с дискуссией о вступлении России в ВТО. Частная дипломатия - это несколько другое. Это, наверно, действия конкретной фирмы, корпорации. Термин публичной дипломатии не имеет прямого отношения к разделению public – private, и "публичный", в данном случае – это не "общественный – государственный".

Вопрос О.Григорьевой: Добрый день, меня зовут Оксана Григорьева. Я хотела бы задать вопрос, касающийся доклада, и, возможно, я повторюсь. Мой вопрос касается позиции других стран по отношению к развитию информационного трансграничного сотрудничества с Россией, с Северо-Западом России, так как мне кажется, что препятствия существуют не только в российской действительности, но и в действительности развития других стран. И другой момент. Это касается того, что я полностью согласна с Робертом Коэном (R.O. Keohane) и Джозефом Наем (J.S.(J.) Nye), в том, что при трансграничном сотрудничестве увеличиваются возможности, но также увеличивается и конкуренция в различных областях. То есть, если Северо-Запад встраивается в общие структуры и начинает играть по общим правилам, то каковы его шансы на этом конкурентном поле?

Ответ Н.В.Тарановой: Наверно шансы тем выше, чем более эффективно общество (деловое, экспертное сообщество) Северо-Запада встраивается в эту структуру. При этом, согласно Роберту Коэну (R.O. Keohane) и Джозефу Наю (J.S.(J.) Nye), невключенность в транснациональную сеть не обуславливает независимости от нее. Можно в какой-то степени ограничивать влияние извне, но лишь ценой сокращения выгоды и возможностей к управлению, обуславливаемых транснациональным взаимодействием. И вряд ли можно сначала выработать сетевые структуры дома, а потом войти в сети транснациональные. Эти процессы развиваются параллельно.

Вопрос В.И.Шинкунаса: Тогда у меня будет дополнительный вопрос. Наталья Владимировна, скажите пожалуйста, вот мы сейчас говорим о регионе Балтийского моря. Сейчас прозвучали вопросы и, опираясь, в частности, на реплику Анаис Марин, я хочу у вас спросить, а не получится ли так, что регион Балтийского моря превратится в регион Финского залива? Вы говорили о том, что есть шанс на то, что он вообще исчезнет, но где там идентичность и о чем можно будет говорить? Ведь чем дальше, тем больше шансов, что этот регион сузится и до Маркизовой лужи. Не кажется ли вам, что дело идет именно к этому?

Ответ Н.В.Тарановой: Мне кажется, что нельзя говорить о территориальном сужении пространства Балтийского региона. Но вот о сужении Балтийской региональной идеи, контекста Балтийского региона говорить можно. Вопрос в возможности сохранения идеи, заложенной в проект Балтийского региона при его возникновении, когда Северная Европа, вовлекаясь в процесс европейской интеграции, запустила Балтийский проект. Вопрос в том, по каким законам будет организовано Балтийское пространство. Будет ли оно упорядочено в соответствии с логикой функционирования Европейского пространства или там сохранится логика функционирования транснационального пространства Балтийского региона. Сужение "смыслового" пространства Балтийского региона может происходить в связи с тем, что Балтийский регион превратится в механизм отношений России и Европейского Союза. В этом случае вряд ли можно говорить о существовании Балтийского региона. Однако, если у российских субъектов появятся свои инициативы, которые они будут реализовывать с помощью форумов транснационального сотрудничества Балтийского региона, и своя интерпретации Балтийского региона, возможно сохранение его идентичностного пространства.

Вопрос С.В.Тарасевича: Не могли бы вы тогда привести какие-нибудь, так сказать, принципы или один построения Балтийского региона?

Ответ Н.В.Тарановой: Эти принципы были очень хорошо описаны, в частности, представителями Копенгагенской школы (COPRI) Оле Вэвером (Ole Waever) и Пертти Йоенниеми. Среди особенностей (пост)современного Балтийского региона приводится отсутствие четких границ региона. Границы определяются по принципу принадлежности к региону. Второе - это отсутствие четко установленного центра и периферии. Третье – это не приоритетность принципа суверенитета и территориальности. То есть отношения в регионе развиваются вне принципа территориальности, а в неком Балтийском пространстве, в региональном пространстве, которое при этом и не отрицает принцип суверенитета, существует вне его, основываясь на другой логике.

Реплика В.И.Шинкунаса: Или над ним!

Н.В.Таранова: Можно сказать, что над ним. Хотя тут нет речи о приоритетности. Приоритет зависит от контекста. Далее, (пост)современный регион основан на принципе включения, а не исключения. Региональное пространство основано на принципе включающих сетей. Термин «включающие сети» был употреблен Кишоре Махбубани применительно к Тихоокеанской модели регионализации, однако в ряде исследований он применяется к Балтийскому региону. Первоначально этот термин применялся в связи с характеристикой организации безопасности в Балтийском регионе, когда потенциальный источник дестабилизации включается в систему, а не исключается. Вот, в принципе, основные принципы функционирования Балтийского пространства.

Реплика С.В.Тарасевича: Я как раз и задал этот вопрос для того, чтобы подчеркнуть, что на самом деле Балтийский регион это условное название наверно в большей мере, для того, чтобы подчеркнуть некоторые особенности построения модели общения субъектов между собой в отличие от Тихоокеанских и еще каких-то…

Ответ Н.В.Тарановой: В тезисах моего доклада как раз есть замечание о том, что Балтийский регион в рамках общей транснациональной динамики, для которой характерны эти принципы, выделен в основном идентичностными контурами. Здесь определенную роль играют региональные символы. Вот та же самая "Новая Ганза", или новый символ - информационный регион. Кроме того, в Балтийском регионе есть достаточно хорошо сформированная институциональная среда, в том числе и в транснациональной плоскости. Это огромное количество неправительственных организаций, форумов, сетей. А вообще, да, Балтийский регион отражает общую транснациональную динамику.

Вопрос О.Григорьевой: Я хотела бы задать вопрос о приоритетности региона Балтийского моря в дискуссиях, которые происходят в странах региона Балтийского моря. Насколько сильны эти дискуссии идентификации себя именно с этим регионом, а не, например, дискуссии о положении данной страны в общемировом сообществе. Например, Польша больше идентифицирует себя как отдельная страна, а не как часть региона Балтийского моря, в связи с отношениями с США, и дискуссией по вопросам безопасности.

Ответ Н.В.Тарановой: Я бы сказала, что никакая страна Балтийского региона не идентифицирует себя только с Балтийским регионом, но от Балтийского региона этого и не требуется. Вопрос о том, какое место занимает Балтийский регион в дискуссиях в отдельных странах, подчеркивает значение возможности различной интерпретации Балтийских региональных процессов. В странах Балтийского региона, являющихся членами Европейского Союза, довольно часто о Балтийском регионе говорится как о способе, как о механизме общения со странами кандидатами. Приоритетной оказывается интерпретация Европейского Союза. Для стран кандидатов Балтийский регион вообще не был приоритетом, для них это все лишь еще один способ сотрудничества на пути в Европейский Союз. Для Польши, Эстонии, Латвии и Литвы это справедливо. Они не относили себя к Балтийскому региону как к некой общности. Однако, когда идея Балтийского региона возникала, еще далеко не все страны Балтийского региона были в Европейском Союзе. И Балтийский регион не возникал как дополнение к Европейскому Союзу. Балтийский регион неотделим от контекста Европейского Союза, но не сводится только к контексту Европейского Союза.

Вопрос Е.И.Варгиной: Не кажется ли вам, что в попытках России, скажем так, интегрироваться в Европейское сообщество, в европейское пространство, происходит некоторая подмена понятий. Вы выделили три аспекта интеграции, если я правильно поняла – экономическую, социальную и восприятие. Вы сказали, что с экономикой и с социальным у нас как бы вот не очень, рано еще об этом говорить и скорых успехов тут не предвидится, но зато можно повлиять на восприятие. Мне лично кажется, что при такой постановке вопроса, энергия уходит в работу гудка. То есть, как вы говорите, пока сохраняются границы в головах в лингвистической постановке вопроса, в дискурсе, вы тут всякую такую лингвистическую терминологию употребляли, они не исчезнут и в других сферах. Но вот эта попытка воздействовать на головы, скажем так, не ликвидирует ли она саму идею информационного пространства, не заменяет ли ее некой идеей пропаганды или, уж совсем грубо говоря, идеей "промывки мозгов". Дело в том, что граница в головах, особенно для наших западных соседей, стран Балтии и Польши, которая относится к ней тоже, это граница, связанная не с какими-то абстрактными переживаниями, а вполне конкретным опытом сосуществования их с нами. И идентификация этих стран, пользуясь вашей терминологией, это безусловно отрицательная идентификация. Мы не то, что вот здесь происходило и происходит. И их попытка интегрироваться в Европейское Сообщество безусловно может восприниматься как попытка отбежать как можно дальше и захлопнуть дверь. Чтобы убедить людей, что дверь или хотя бы щелочку можно приоткрыть в чисто пропагандистских аспектах восприятия, всевозможных конференций и симпозиумов и прочего, при всей их важности конечно, явно недостаточно. А вот акцент делается на них. Так или не так?

Ответ Н.В.Тарановой: Разумеется, вопросами восприятия проблема не ограничивается, да тут и не говорилось об этом. И тут ни в коей мере не может идти речь о каких-то пропагандистских принципах или "промывке мозгов". И здесь, когда я говорила о "границах в головах", речь шла не об исторически сложившихся стереотипах отношений России и стран Балтии, Польши. Речь скорей шла о том, что сейчас наблюдается в странах, которые не имели такого исторического опыта общения с Россией, и даже не о национальных стереотипах. В документах неправительственных организаций, в документах институтов представления интересов делового сообщества, например, Консультационного Совета бизнеса при Совете государств Балтийского моря, вопросы, связанные с российскими субъектами сотрудничества выделяется отдельно от остальных проблем Балтийского региона. Я говорила именно об этом. О том, что нет восприятия естественности контактов с российскими партнерами.

Реплика Е.И.Варгиной: Так их и нету!

Н.В.Таранова: Их и нет, да, но нужно стремиться к тому, чтобы вопросы взаимодействия с российскими партнерами не выделялись отдельно. Нужно стремиться к восприятию, что развивать деловые контакты с партнерами из России также естественно, как развивать деловые контакты между, например, Северными странами. Этому, возможно, могут способствовать образовательные механизмы. Разумеется, при этом необходимо упорядочивание экономического пространства. Здесь не говорилось, что нужно направить все силы на изменение восприятия. Говорилось как раз о том, что одно не может происходить без другого. Пока условия для деловых отношений не станут более благоприятными, не произойдет переориентировки экономических потоков.

Вопрос В.И.Шинкунаса: Так, можно я вам вопрос задам насчет Балтийского делового сообщества? У нас ведь экономические отношения вроде бы должны развиваться. Но я очень сомневаюсь, что даже на Северо-Западе, я уж не говорю про всю Россию, пойдут по пути, по которому пошла например Латвия, Литва и Эстония, продав все свои банки сразу, обеспечив стабильность и доверие клиентов. Поэтому мне кажется, что в рамках той асимметрии, о которой я говорил ранее, вот это вот Балтийское деловое сообщество должно иметь каких-то понятных партнеров в России. Но таких понятных партнеров в России, насколько я знаю, не дал еще ни один аналитический документ. И структуру собственников ни в Северо-Западном федеральном округе, ни вообще во всей России, никто не обозначил. Поэтому вот эта диспропорция, которая сложилась, 40 миллионов человек в России живут на два доллара в день, сохраняется. Тогда вот это вот деловое сообщество, и вот эта кооперация между деловыми людьми в Европе и в России напоминает такую очень своеобразную модель. Во взаимодействии между деловыми кругами появляется двойная мораль. Деловые круги в России – это одно, а деловые круги в Европе это другое. Мне кажется, пока вот этот разрыв не будет ликвидирован, со стороны России, прежде всего, то, в общем, говорить о каких-то идентичностях и прочих вещах тяжело. Может быть, вы как-то прокомментируете эту мою реплику?

Ответ Н.В.Тарановой: Да, понятие собственника в России и в Европе отличается. Вообще очень многие внутренние российские понятия и реалии отличаются от европейских. Раз уж ситуация такая, какая она есть, нужно исходить из нее. Поэтому единственный выход это одновременно преобразовывать внутреннее пространство и входить во внешнее, действуя с тем, что есть.

Вопрос О.Григорьевой: У меня не столько вопрос, сколько комментарий, касающийся позиции стран Балтии и Польши по отношению к России и взаимодействию с Европой. Дело в том, что после вступления с 1 мая 2004 года данных стран в Евросоюз они автоматически будут вынуждены подчиняться политике Евросоюза, которая в данный момент при важной роли Германии направлена на более тесное взаимодействие с Россией. Таким образом, данные страны будут вынуждены развивать эти взаимоотношения с Россией, я имею в виду Польшу, Эстонию, Латвию и Литву, несмотря на их историческую память.

Ответ Н.В.Тарановой: Да, и причем понимания этого в Польше, Латвии, Литве и Эстонии произошел еще раньше, несколько лет назад. И в отношениях с Россией уже несколько лет назад в Эстонии, Латвии, Литве и в Польше стали больше преобладать прагматические черты. Очень явно чувствуется, что произошло смещение акцентов в восприятии друг друга. Несомненно, Европейский Союз будет влиять на то, что развитие отношений, а особенно это касается приграничного сотрудничества вдоль восточных границ Европейского Союза, будет развиваться. Реализуя средства фондов Европейского Союза, Балтийским странам и Польше нужно будет предлагать инициативы по развитию трансграничных проектов с Россией, потому что это в интересах Брюсселя. Так что в этом плане конечно Европейский Союз оказывает стимулирующее влияние на развитие отношений в Балтийском регионе и вдоль восточной границы Европейского Союза.

Вопрос Н.Д.Волковой: Сложно, к сожалению, задавать вопрос, не прослушав доклада (Н.Д.Волкова присоединилась к участникам уже после выступления Н.В.Тарановой с докладом - ред.). Но, в связи с последней репликой, я хотела бы уточнить у Вас, Наталья, как Вы относитесь к возможности введения внешнего управления, как к крайнему, такому радикальному варианту развития событий? Внешнего управления для России со стороны наших соседей, Европы?

Ответ Н.В.Тарановой: Не считаю такой вариант развития событий реалистичным. В докладе среди прочего говорилось о том, каким образом Россия может влиять на Балтийские и Европейские процессы, и какие механизмы для этого существуют.

Реплика Н.Д.Волковой: Я понимаю вашу позицию как человека, который стремится не допустить этот вариант развития событий. Но вы допускаете теоретически такое построение хода событий?

Ответ Н.В.Тарановой: На данный момент, не вижу возможностей к развитию такого сценария. Есть другое, есть объективно растущая взаимозависимость. Несомненно, все возрастающая взаимозависимость влияет и на Россию, и в этом контексте конечно можно говорить о каком-то ограничении суверенитета. Но это происходит со всеми странами в мире. Это объективный процесс. Здесь нет никаких разговоров о внешнем управлении. Это разные вещи. Мне кажется, что в России достаточно сильны механизмы центрального управления и достаточно развита политическая система. Требуется адаптация внутреннего пространства к современным условиям, к (пост)современным условиям. И для этого нужна внутренняя политическая воля.

Реплика Н.Д.Волковой: Спасибо! То есть, если я Вас правильно поняла, то такой вариант сценария не имеет возможности появиться вообще!

Ответ Н.В.Тарановой: Ни о чем нельзя говорить как об абсолютно невозможном. Но такой сценарий представляется нереалистичным в обозримом будущем.

Реплика Н.Д.Волковой: Одно дело он не должен появиться, а другое дело – он не может появиться!

Ответ Н.В.Тарановой: Не вижу объективных причин к такому развитию событий.

Объявлен перерыв

Выступления участников

В.Р.Берман: Прежде всего я хочу сказать, что мы прослушали замечательный доклад. Особенно замечательный тем, что наверно впервые этот доклад абсолютно на тему нашей дискуссии, абсолютно на тему мегарегиона, в чем-то на тему может быть, на которую не могли достаточно хорошо говорить на Вест-Весте (Клуб "Запад-Запад", 1999 - …. - ред.). В этом смысле доклад очень замечательный.

Кроме того, удалось его сделать не очень политическим. То есть можно сказать в моем понимании совсем не политическим. Прекрасно! Я так не умею, у меня так не получится.

То, что я вам скажу, конечно, будет несколько политизировано. Я постараюсь самоограничиться в той мере, в которой мне удастся. Но навыки и темперамент боюсь не позволят.

Ну, прежде всего, наверно, о национальной идее. Я не знаю, что под ней подразумевают многие присутствующие и отсутствующие, мне удавалось заметить в тех или иных странах, у тех или иных народов только одну национальную идею – идею национальной независимости. Эта идея, я думаю, для России в целом в достаточной степени была исчерпана даже раньше, чем она у народа России возникла. Уже значительно, что без какой-то серьезной идеологической подготовки мы получили Декларацию о суверенитете 12 июня 1990 года, а где-то с августа по декабрь 1991 обрели полную независимость. Не думайте, что я к этому отношусь с юмором. Я в общем-то все эти меры поддерживаю. Я ревностный сторонник и Декларации независимости, и Беловежских соглашений.

Далее. Тут же мы, говоря об этой идее. Сразу переходим к некоторым странам Балтийского региона, когда-то, может быть, Финляндии, потом Польше и Прибалтийским странам. Да, конечно идея национальной независимости многие последние десятилетия была трудно осуществима, но она доминировала. Европейская интеграция для них в той или иной степени, и не только для них, это конечно результат этой самой идеи.

Другое дело, что вот эта их великая национальная идея в их сознании уже осуществлена, такого ужаса, что все возвратится видимо у народа уже нет. И теперь есть некая иная интеграционная идея – возвращение в Европу, но не ради какого-то символа, а видимо для того, чтобы жить так же, как в других странах "нормальные люди как люди живут". Я думаю, что в этом отношении они действительно в ближайшей перспективе многое приобретут. И, возможно, со временем не мало и потеряют. Потому что безусловно интеграция в Европейское сообщество принесет им определенное, довольно быстрое повышение уровня жизни, большие возможности на первом этапе. И затем они столкнутся вот с чем. Они столкнутся с субсидированным сельским хозяйством, высокими налогами, высокими социальными льготами и с торможением развития, с уменьшением стимулов к труду. То есть с тем, с чем столкнулась Западная Европа. Вот это будет отдаленная цена. Я сегодня приветствую и понимаю их выбор. И если бы я был там, я бы тоже голосовал за интеграцию.

Теперь перейдем к проблемам собственно сетевых сообществ. Да, действительно, Интернет, сетевые сообщества дают нам огромные возможности получения информации. Причем, получение информации не принудительной, как у Оруэлла в "1984", а добровольной, когда что захотел, то открыл и посмотрел. И вот тут-то и возникает проблема. Потому что вы наверно знаете, что примерно в половине стран мира человек среднего уровня знает, что существует страна Америка, знает, что существует страна Великобритания, и довольно смутно представляет себе, что существует такая не очень маленькая страна как Россия. А если и знает в принципе название, то, что это такое и что там интересного, представляет редко. Это в основном некая экзотика. По крайней мере для среднего слоя стран третьего мира наверняка.

И в этом смысле я боюсь, что вот это наше сотрудничество будет достаточно односторонним, когда мы будем смотреть конечно, что там на Западе пишут в том числе и про нас, может быть они будут смотреть немножко еще на Петербург, Петербург он все-таки так многообразен, здесь есть действительно определенные специалисты, мнение которых узнать интересно, ну, и просто оригинальный город, скажем так. Ну, а вот что касается остального Северо-Запада, Вятчины, Пскова, Выборга, Архангельска, Северодвинска, то я боюсь, что никто не догадается там туда посмотреть. Так что в этом смысле особых иллюзий тоже питать не следует. Да, конечно мы можем проявлять определенные инициативы, мы должны хотя бы сами стараться быть интересными.

Ну, а теперь о России. Я уже сказал это в своем вопросе, что я не слишком себе представляю весь Северо-Запад как субъект некого Прибалтийского сотрудничества, как субъект региона Балтики. И дело не в том, географические границы так или иначе позволяют или не позволяют его считать. Дело в том, что он видимо не субъект все еще по уровню развития, по интересам, по возможностям.

Ведь если говорить о том, какова сейчас экономическая и социальная модель в странах Западной Европы и прежде всего странах Северной Европы, Скандинавии, региона Балтийского моря, то это некая условно капиталистическая социал-демократическая модель. Если смотреть на ту экономическую модель, которая сегодня сложилась в России, то это некий поздний феодализм. Говорят у нас рыночная экономика. Ну, да, рыночная экономика. В какой-то мере она в Древнем Египте уже была - рыночная экономика, а уж в Римской Империи-то и подавно. И феодальные экономики были до известной степени рыночными. Только какой это рынок?! Капиталистический? Я бы не сказал. Но это отдельная тема, тема все-таки специальная. Я не буду больше на ней останавливаться.

В этом смысле какой интерес может представлять в общем-то для людей активных, которые приедут не просто посмотреть экзотику или красивый Санкт-Петербург, а которые приедут по делу.

Да, в странах с большими рисками, с неустойчивой экономической моделью, с непонятной системой можно делать бизнес. Только какой это бизнес? Это бизнес рискованных людей, бизнес на грани криминала, бизнес спекулятивный. Такой бизнес в сегодняшней России делать удобно. А вот насколько она пригодна для серьезных инвестиций для настоящего сотрудничества, для честных бизнесменов, людей, которые своей репутацией дорожат, и которые всем рисковать не хотят, это большой вопрос. Такова наша ситуация.

Я вовсе не хочу оценивать Россию как страну безнадежную и нашу последнюю историю как историю сплошных неудач. Я бы сказал, что где-то в период с 1989 по 1994 год сделан колоссальный рывок, когда мы все это начинали, и я в чем-то участник процесса, мы не надеялись на десятую часть того, что у нас получилось. И в этом смысле конечно мы прошли большой прогрессивный путь развития и в этом смысле видимо можно говорить о том, что у нас есть потенциал развития. Но с 1994 года можно констатировать застой. Застой политический, застой экономический, застой институциональный.

Застой не может продолжаться вечно, застой чем-то кончится. Он может кончиться новым импульсом развития, он может дать импульс для того, чтобы Россия действительно стала уже страной не позднефеодальной, а приближающейся к экономике свободного рынка. Причем, я уверен, что с нашей исходной базой к социал-демократической модели пути нет, есть путь только к жесткой либеральной модели. Но это может получиться или не получиться. Это зависит от многого. В том числе в какой-то степени и от нас. А если не получится, то тогда возможны потрясения, дезинтеграция, а за дезинтеграцией некоторые регионы могут попасть и под внешнее управление. Спасибо!

В.В.Кавторин: Я начну с того, что я согласен со всем, что говорится в докладе о должном и желательном. Доклад содержит некий проект участия России в интеграции региона балтийского моря. Если бы этот проект был осуществлен хотя бы частично, это на мой взгляд было бы очень хорошо. Но меня занимает вопрос: насколько он осуществим? Насколько Россия может принять участие в таком проекте?

Начну с идентичности. Я не верю в то, что та или иная идентичность может формироваться сегодня в рамках участия в каком-то проекте или в какой-то сети, или на основе подчинения каким-либо правилам. Идентичность, и региональная, и национальная, и даже групповая – это всегда результат пути. Иногда очень долгого пути, иногда настолько долгого, что глубина его может большинством и не осознаваться. Ну, вот, скажем символ региона Балтийского моря здесь определен только как "Новая Ганза". Но, по-моему, есть и другой, более значительный символ.

Прибалтийские страны это тот самый протестантский Север Европы, который на заре индустриализации противостоял католическому Югу. Противоречия между ними собственно и были двигателем индустриализации. С другой стороны, значит Северо-Западный регион, вроде бы совершенно искусственное образование, рожденное росчерком не очень задумчивого пера.

Но если от Северо-Западного региона отбросить бывшую Пруссию, то есть Калининградскую область, а также Мурманскую область, в те времена совершенно не освоенную, то мы получим Водскую Пятину Новгородской Республики. Новгород же очень тесно сотрудничал с ганзейскими городами, и, таким образом, в дальней перспективе можно найти некую общность Северо-Западного региона России с другими странами Балтийского моря. Но дело в том, что в свое время экспансия Москвы раздавила Новгородскую Республику, Россия из Прибалтики ушла как таковая и появилась здесь потом уже в виде петровских полков. Появилась с мечом, принесла кровь и беды. С тех пор наверно и ведет свою историю слоган "регион Балтийского моря и Россия". Она была силой, противостоящей остальным странам Балтийского моря на протяжении достаточно долгого, почти трехсотлетнего пути. Это не преодолевается в какие-то десятилетия. Может быть поставлена сознательная цель – преодоление этого, но нельзя предполагать, что путь к этой цели может быть кратким.

Кроме того, давайте посмотрим на то, каким путем идут европейские страны, так сказать западная часть Балтийского региона, входящая в Евросоюз, и Россия на протяжении хотя бы последнего десятилетия, когда уже была Россия, а не Советский Союз.

Недавно Академия выпустила очень интересный и солидный сборник "Европа: вчера, сегодня, завтра". Большинство экономистов и политологов, в том числе конечно не только наши, но и западные, скажем, Де Монбриаль (Montbrial Therry de – ред.), хотя часто ссылаются и на других, приходят к выводу, что путь развития государств Западной Европы в последние десятилетия состоял в известном размывании государственных функций, сокращении и размывании. Часть их передавалась в наднациональные структуры, структуры, интегрирующие эти страны, а другая, еще большая часть, уходила вниз, в частные структуры, в частные объединения - по интересам, в научные, экологические, деловые, любые, вплоть до интересов собаководов и так далее, которые тоже представлены структурами гражданского общества.

Причем, что интересно, если часть наших политологов рассматривает это как размыв государства, то западные политологи, в большинстве своем, смотрят на это как на процесс укрепления государства. Поскольку взаимопроникновение структур гражданского общества и государства приводит к их непрерывному диалогу и непрерывному поиску компромисса. Это путь Западной Европы. Причем, Де Монбриаль, например, пишет, что как бы ни оборачивалась эта трансформация, но в основе ее всегда лежит четкое понимание, что государство не только не имеет монополии на представление интересов своих граждан, но эти интересы находят более адекватное выражение в деятельности частных структур.

Теперь посмотрим на путь России. В том же сборнике политическое развитие России за последние годы анализирует Шевцова - очень грамотный и интересный московский политолог. Она пишет, что… Видимо пишет она это год с небольшим назад, поскольку сборник вышел в конце прошлого года... Пишет, что многое будет зависеть в развитии России от того, удастся ли Путину создать заново механизм "приводного ремня", который бы, так сказать со сталинской четкостью и несомненностью способствовал проведению решений, команд, которые бы безусловно исполнялись, и сможет ли Путин при помощи этого механизма осуществить необходимые экономические реформы, то есть те реформы, необходимость которых он как бы понимает. Хотя прошел всего год с небольшим, мы почти со 100% уверенностью можем сказать, что возродить механизм "приводного ремня" ему безусловно удалось. Но с такой же уверенностью мы можем сказать, что механизм этот совершенно не способен к проведению необходимых экономических реформ. Потому что по старой российской традиции, а возрождение нравов, царящих в тех или иных институтах, - это вообще вещь загадочная, никто не может сказать, например, как в советской милиции возрождались нравы царской полиции, но они возрождались… Их как бы и возрождать было некому, но они возродились в полном и даже карикатурном объеме. Так вот: об этом самом механизме "приводного ремня". Он не столько возрожден Путиным, сколько вообще возродился сам по старым чертежам и понятиям. И видимо скоро, если Путин не совсем глупый человек, это приведет его к пониманию того, к чему в свое время пришел Николай I, что Россией управляю не я, а 30 тысяч столоначальников. Столоначальники - корпорация достаточно устойчивая. Они имеют свой корпоративный интерес, который возникает из традиций российской бюрократии. Одна из этих традиций - это понимание всякой государственной должности как места и способа кормления. И, естественно, ту лужайку, на которой кормится наш бык нашей бюрократии, он будет самым тщательным образом охранять, пуская в ход и рога, и копыта.

Кроме того, возьмем укрепление "вертикали власти". Хотя бы вот последние налоговые реформы, которые, между прочим, ведут к потере регионами, даже регионами-донорами, финансовой самостоятельности. Центр, конечно, будет компенсировать их потери в доходах, но в таком случае окончательно утрачивается связь между деятельностью и финансовым благополучием регионов, а возникает связь между их финансовым благополучием и хорошими отношениями с федеральным центром. То есть возрождается старая, вовсе не федеральная, а удельная структура российской власти.

На мой взгляд, это не только не движение в сторону Европы. Если реально смотреть, то это движение в противоположную сторону. Также как в свое время Петр, во всем подражая Европе, фактически отодвинул Россию от Европы (кроме самого верхушечного слоя). И мне кажется…, я приветствую такую мысль у Натальи Владимировны, что способность передать часть функций на транснациональный уровень - это вопрос конкурентоспособности государства. Но в силу менталитета своей бюрократии, Россия в этом отношении совершенно неконкурентоспособна. То есть ее конкурентоспособность равна нулю! В этом отношении слоновья дипломатия господина Рагозина, связанная с Калининградским вопросом, очень хорошо это показывает. Это чистая защита интересов бюрократии вопреки всем интересам народа.

Поэтому мне кажется, что способность России хоть как-то участвовать в этом проекте и продвигаться в том направлении, которое, в полном согласии с вами, считаю желательным, зависит только от того, сможет ли общество в какой-то степени опередить государство, принудить его к некоторым шагам в этом направлении. Может ли экономическая целесообразность принудить его к этим шагам, потому что ведь каждый человек и бюрократия в целом вовсе не всегда руководствуются экономической целесообразностью. Иногда, в силу каких-то своих предвзятостей и обстоятельств мы поступаем совсем наоборот. Поэтому сможет ли общество в чем-то здесь опередить государство и принудить его к этим шагам это для меня большой вопрос. Я не готов на него ответить, но я думаю, что только в этом случае возможно движение по намеченному вами пути. Спасибо!

В.И.Шинкунас: Я хотел бы остановиться на термине "транснациональное гражданское общество". Речь идет о том, что "деловое сообщество Балтийского региона – я цитирую, - как часть «транснационального гражданского общества" регионального пространства вырабатывает свои структуры представления интересов, в том числе взаимодействия с такими институтами Балтийского сотрудничества как СГБМ".

Хочу сказать, что огромное число некоммерческих организаций, существующих и в России, и в ближней Европе, в той или иной степени все-таки встроены в государство. Это институты, которые являются органичными элементами структуры страны, нации и так далее. Дело в том, что, возвращаясь к тому, о чем я уже говорил, мы асимметричные среды. Одно дело, когда такие некоммерческие организации, организации гражданского общества существуют в Швеции, Германии, Финляндии, и другое, когда такие организации существуют здесь в России. В основном это организации потребляющие, в основном живущие на гранты. И естественно, что само их существование завязано на действующую законодательную базу.

Поэтому по поводу того, что вы говорили об эпистемологических сообществ, возвращаясь к Хаасу, хочу сказать, что должны появляться именно такие сообщества, и особенно в условиях, когда технологии это позволяют сделать.

И в том случае, если они будут возникать в регионе ли Балтийского моря или еще где-то на сетевой основе, не просто на основе термина "сетевые", а именно на реальных не иерархических, межличностных отношений, то, естественно, у них в новых условиях, в условиях информационного общества, появляется новое качество. Они становятся средством давления. Но если это средство давления в ближней Европе со стороны этих организаций проявляется, может быть, не в очень жесткой форме, то для современной России появление таких сетевых сред – это единственный способ давления на бюрократию, о которой говорил Владимир Васильевич Кавторин.

Поэтому я не очень хочу согласиться с термином "транснациональное гражданское общество", так как в условиях переходного периода он требует каких-то уточнений. Ниагарский водопад продолжает работать и в этом контексте, как это ни странно.

И вот такого рода эпистемологические сообщества, на мой взгляд, в принципе могли бы стать своего рода внешнеполитическими координаторами, стоящим над государственными границами. И вообще мне кажется, что уже настало время говорить не о Non-Governmental Organizations, а об Above-Governmental Organizations. Это было бы правильно особенно для современной России, потому что иначе бороться, оказывать какое-то давление на бюрократические среды просто не представляется возможным. Спасибо!

Вопрос С.В.Тарасевича: Можно вопрос? Как вы видите механизмы давления на бюрократические структуры со стороны таких сообществ, надгосударственных организаций?

Ответ В.И.Шинкунаса: На мой взгляд, необходимы более тесные связи между профессионалами, которые работают в области и регионалистики, и в области политики в регионе, которые занимаются…

Реплика С.В.Тарасевича: А механизмы, механизмы воздействия?

В.И.Шинкунас: Единственный механизм – это продвижение информации о том, что…

Уточнение С.В.Тарасевича: Есть ли законодательные механизмы, есть ли психологические, человеческие, я не знаю, какие?

Ответ В.И.Шинкунаса: Я думаю, что существует единственный механизм – это непосредственные человеческие контакты, общение без посредников. Это единственный способ. Это доведение позиций до широкой публики, использование фокус групп, лидеров общественного мнения в учебных заведениях. Например, если свою точку зрения выскажет Пертти Йоенниеми по какому-то вопросу, то к этому мнению будут прислушиваться. То же самое можно сказать и о многих других специалистах в этой области, предположим, о том же самом Дэйвиде Саттере, который опубликовал не далее как 14 марта этого года статью "Stalin's Legacy", "Наследие Сталина", (ссылка на статью размещена на данном сайте в разделе "Ссылки" - ред.)  в которой он жестко критикует современную систему России. То есть это использование точек зрения в сетевых контактах для того, чтобы продвигать иное отношение к России. На мой взгляд это отношение должно быть более жестким, потому что чем жестче будет отношение к российской бюрократии, тем быстрей тем людям, которые здесь живут, станет жить лучше.

Реплика В.В.Кавторина: Я бы добавил к этому еще один метод давления, по-моему достаточно важный. Это экспертиза проектируемых государственных шагов, доступное, ясное для понимания многих прослеживание их дальних последствий. Если часто удается показать, к чему приведет то или иное решение, то это заставляет задуматься. Чувство самосохранения тогда может быть даже сильнее корпоративных интересов.

Реплика В.Р.Бермана: Видимо, надо дать третий, альтернативный ответ на этот вопрос. Любое давление на бюрократию есть давление на власть. способ влияния на власть это всегда только одно – это политическая деятельность. Политическая деятельность имеет идеологический аспект. В этом смысле, не занимаясь пропагандой определенных идей, мы ничего добиться не можем. Не занимаясь политической деятельностью с целью перенятия государственной власти, мы ничего добиться не можем.

Теперь что касается простановки задачи дебюрократизации. Бюрократия это некий слой, который от имени общества распоряжается чужой собственностью и тем самым, распоряжаясь чужой собственностью, имеет доход с этой собственности, который я называю коррупционным доходом. Бюрократия может быть более или менее развращена, она может быть русская или французская, американская или швейцарская, но она так или иначе пытается это делать. Для того, чтобы поставить заслон на ее пути, нужны радикально либеральные меры. Задача государства обеспечить правовую защиту каждого человека. Других основных задач у государства нет. И государству нужно категорически запретить вмешиваться во все остальное. Государство не должно заниматься предпринимательской деятельностью. Оно должно издавать законы, которые не в праве трактовать никто, на которые подзаконные акты невозможны. Любые подзаконные акты могут быть только некоторыми регламентами учреждений, которые работают с этими законами. Но они не могут и ни в коем случае не должны относиться к гражданину. Вот только таким способом мы можем что-то обеспечить. Да, есть еще одна современная функция – социальная защита, которая может до известной степени исполняться государством, но которой государство ни в коем случае не должно злоупотреблять.

Е.Цветкова (обращается к В.Р.Берману): Вы говорили о политическом управлении и, я думаю, что очень важным здесь является фактор сознания населения. Согласно опросам, проведенным известным Фондом Общественное мнение, только одна треть населения желала бы заниматься собственным бизнесом, вести какое-то частное дело, остальные же предпочитают работать в сфере государственного обслуживания, в бюджетной сфере. Я думаю, что сейчас в российском обществе выделяются четко два сегмента. Это традиционалистский сегмент и модернизационный.

 Модернизационный сегмент представляет собой вот эту вот сформировавшуюся прослойку бизнеса, деловых людей, ориентированных на западные ценности, на деловое сообщество Запада.

Традиционалистские предпочтения – это когда люди более нуждаются в поддержке государства. Пытаются опереться на государство в социальном обеспечении.

Для модернизационных кругов получается так, что государство уже становится в тягость. То есть это как бы такое неравномерное развитие. Получается, что для одной части населения государство необходимо, его необходимо сохранить, а для другой части населения… получается парадокс как бы. Вот это расслоение общества, которое можно было бы в принципе сравнить с эпохой Петра I. То есть вот это вот - Запад и Восток – две социокультурной парадигмы существуют. Я думаю, что это важная проблема. Что вы думаете по этому поводу?

В.Р.Берман: Прежде всего, когда я слышу о каких-то социологических исследованиях, то отношусь к этому с большим скепсисом. Я считаю, что современное российское общество социологическим исследованиям не поддается. Могу объяснить почему. Дело в том, что когда мы пытаемся взять репрезентативную выборку, мы должны учитывать социальное самосознание этих людей, их принадлежность к тому или иному слою. В современной России его нет. В России 90-го года оно было.

И второе – это принадлежность к людям с определенным уровнем дохода. Это тщательно скрывается всеми слоями, даже беднейшими, потому что стыдно быть самым бедным. А не имея этих двух критериев, никакой серьезный социологический опрос невозможен. Чаще всего социологические опросы это спекуляция, которой пытаются повлиять на общественное мнение.

Далее, если одна треть населения готова заняться какой-то предпринимательской деятельностью, то это невообразимо много. Для того, чтобы предпринимательская деятельность в стране развивалась эффективно достаточно 3% реально занимающихся ею. Везде это так. Остальные работают по найму. Но работать по найму не обязательно у государства. Работать по найму можно и в частном секторе. Понятно, что общество всегда разделено и в любой системе кто-то заинтересован. В максимальной функции государства заинтересована государственная бюрократия, потому что в ином случае она теряет все. Она теряет не что-то, она теряет все! И в этом смысле, конечно, это предмет борьбы.

Что касается политической борьбы, то один из основных политических методов – это идеологическая работа. То есть, да, люди сегодня такие, какие они есть! Но на них можно влиять.

Реплика Е.Цветковой: Я хотела бы уточнить. Это происходит не только в одном Северо-Западном федеральном округе, но по всей России?!

В.Р.Берман: Все, что я говорил, относится естественно не к региону, а к России, и вообще к любой стране. Только в той или иной степени развития, конкретно те или иные проблемы стоят сегодня, но в принципе проблема бюрократии – это сейчас всемирная проблема. В том-то и дело, что вот, представляете себе, в Америке предлагают снизить налоги, так чуть ли не половина населения против, потому что она кормится за счет этого. Это и есть бюрократия, это и есть лица, получающие непомерные пособия. Они, против!

В.В.Кавторин: Значит вот о чем я хочу сказать. Во-первых, я совершенно согласен, что большинство публикуемых социологических данных в той или иной степени фальсифицированы. И необходимо в общем-то знать по какой методике проводился опрос, как получены эти данные, чтобы ими пользоваться. Хотя социология располагает апробированными методами, которые позволяют при массовом опросе нивелировать неискренность реципиентов. По любым вопросам. То есть получить надежные данные даже в том случае, если все опрашиваемые будут врать.

Реплика В.Р.Бермана: А разве вы не знаете, что целый слой просто отвечать не будет?

В.В.Кавторин: Есть методы, учитывающие и это. Понимаете, вопрос в том, насколько качественно произведено то или иное социологическое исследование. Но нам чаще всего преподносят некие цифры, некие данные, и мы не знаем, как получены. К науке они могут вообще не иметь никакого отношения. Это может быть чистая политическая спекуляция. Как часто происходит, например, с предвыборными рейтингами или с рейтингами президента.

Но я собственно хотел сказать не об этом. Поскольку Владимир Романович говорит, что нам необходима жесткая либеральная модель, я хочу сказать, что я испытываю в этом отношении громадные сомнения. И я думаю, что в условиях России борьба против коррупции, против бюрократии, дебюрократизация, ни в коем случае не должна сопровождаться сокращением социальных функций государства, функций социальной защиты. Конечно Бюккен называет "европейской болезнью" высокие социальные расходы. В среднем по Европейскому Союзу свыше 29% ВВП, то есть почти треть. Но, думаю, что для России вообще было бы совсем неплохо заболеть этой европейской болезнью. А Америке может быть и вредно, да! Но вот России было бы полезно!!!

Мы должны учитывать, что большие слои, свыше одной трети населения России живет за такой чертой бедности, когда теряется возможность воспроизводства достаточно квалифицированной рабочей силы в этой среде. Это на заре индустриализации костлявая рука голода могла держать рабочего за горло, и он работал. Сейчас рабочий, которого держит за горло костлявая рука голода, не стоит и копейки. Он не способен производительно участвовать в современном производстве. Наоборот, чем больше вкладывается в человека, в человеческий капитал, тем выше развитие, тем ускореннее развитие страны. Поэтому жесткие либеральные модели, по-моему, для России представляют очень большую опасность.

В.Р.Берман: Когда я имею в виду жесткую либеральную модель, в том числе и в вопросе социальной защиты, я имею в виду не уменьшение уровня социальной защиты, а ликвидацию категорийных льгот. В том-то и дело, что должен быть определенный необходимый уровень социальной защиты для каждого нуждающегося. Но социальная защита не должна зависеть ни от чего, кроме нуждаемости. И тогда она проста, она тогда не требует больших бюрократических процедур. Есть данные, что в Америке из средств, которые тратятся на социальную защиту, 40% уходит на содержание бюрократии, которая ее осуществляет.

Теперь о том, почему я говорю, что в России невозможна социал-демократическая модель. Социал-демократическая модель отвечает на вопрос о том, как поделить то, что у нас есть. Для России сейчас стоит другой вопрос. Где взять то, чего у нас нет? А если мы погрязнем в дележке, то мы все не получим ничего!

Реплика В.В.Кавторина: Извините, извините! Как раз вот наиболее бедным стратам общества и присущ взгляд на богатство не как на результат труда и деятельности, а как на некий наличный ресурс, подлежащий дележке. Это закон справедлив не только для России, но и для стран Латинской Америки, для Индии и для тех же Соединенных Штатов. Сохраняя вот эти беднейшие страны, оставляя их без поддержки, мы сохраняем и это сознание, этот взгляд на богатство и тем самым препятствуем росту богатства.

С.В.Тарасевич: Замечание такое, что вообще не надо зацикливаться только на материальном положении различных слоев. Известны данные опросов среди рожениц, которые проводились в родильных домах, тут уж нельзя обвинять социологов в каких-то предвзятых делах, которые выяснили такую обратную закономерность: душевой доход тех, кто рожал одного ребенка, гораздо выше, чем тех, кто рожал второго ребенка, третьего ребенка - еще ниже. То есть существуют еще некие другие ценности, но об этом не стоит говорить.

Я хотел бы вернуться к нашей теме и, формулируя, что мы не можем ждать милости, то есть функций от государства, а взять их у него наша задача. Возвращаясь к понятию Северо-Западного региона, сначала мы абстрагируемся от пространственных построений, а потом снова к ним скатываемся и начинаем обсуждать, можно ли отнести те или иные области Северо-Западного федерального округа к субъектам регионального сотрудничества в регионе Балтийского моря. В этом-то и ценность, по-моему, такой модели, что она не привязывается к пространственной структуре, а привязывается к разным структурам, существующим в гражданском обществе. Эти структуры могут быть разные, и образовательные или государственные, или негосударственные. На мой взгляд, надо помнить только то, что, мы, говоря о Северо-Западном регионе, помним о тех рамках, в частности законодательных, которые существуют для построения этой модели. Мы не можем произвольно включаться или не включаться в построение этого трансгосударственного общества, транснационального общества. Это надо просто реально оценить. Это все очень красиво. Нужно реально разложить по полкам конкретно препятствия и возможности, которые существуют для этого региона, в том числе и законодательные. Я не говорю о том, что это именно только законодательные. Это и экономические конечно, и социальные и все остальное.

Но мне кажется, я хочу подчеркнуть эту мысль, что, говоря о Северо-Западном регионе, надо это все в кавычках держать на самом деле.

Н.Д.Волкова: Возвращаясь к данным социологического исследования – "…одна треть склонна заниматься предпринимательской деятельностью, две трети склонно работать в качестве наемных служащих". В отношении России очень интересная ситуация.

Не будем брать советские времена, когда и информация была искаженной, и люди эту информацию не получали. С момента так называемой перестройки что получилось – люди, склонные заниматься предпринимательской деятельностью в условиях абсолютной незащищенности всего населения, были нацелены на то, чтобы как-то забрать что-то у других. Скажем так, на неэтичное поведение в бизнесе с целью максимизации своей личной прибыли.

Вторая часть населения, которую можно назвать более пассивной, которая привыкла надеяться на то, что их проблемы решит государство, какой-то конкретный правитель, в условиях незащищенности потеряла в тот момент практически все, что могла бы получить, если бы государство сработало более эффективно в плане защиты их прав.

Та, первая часть ушла далеко. Наши современные корпорации, монополии – все это частный сектор. Можно говорить о том, что экономика "развивается каким-то путем", но это очень искаженные примеры развития.

А другая часть, более пассивная, в условиях незащищенности опущена за черту бедности и фактически она не имеет мотивации и шанса добиться каких-то результатов. То есть, мотивация людей максимизировать прибыль работает, но каким путем, насколько этичным, насколько это за счет своего ближнего… Это в России на сегодняшний день может быть уже менее плохо, чем было в начале перестройки, когда шла приватизация, дележ собственности, какими это все путями было проведено и что при этом делало государство – это отдельный вопрос.

Сейчас ситуация несколько лучше, но получается, что, действительно, часть людей склонна заниматься предпринимательской деятельностью, это те, кто работает на себя, а часть не склонна. Но почему? Почему не склонна? Я бы повернула вопрос немного по-другому: не заниматься предпринимательской деятельностью как таковой, а вообще работать на себя? Почему часть людей в России вообще не склонна работать? Ведь государство их не защищает должным образом. То есть они не могут себе этого позволить делать. Они не могут позволить себе жить на пособие по безработице, на пенсию и так далее. Дело в том, что они вообще не склонны работать и после ситуации, через которую прошли люди, когда они оказались за бортом этого плывущего по морю реформы корабля, вот эта часть получается вообще выкинутой из процесса.

Как сделать так, чтобы люди хотели отвечать за свою судьбу сами, даже в условиях отсутствия собственности у подавляющей части населения? Это вопрос, может быть, не к формулированию национальной идеи, это все очень сложно и громоздко, но это вопрос к созданию новых институтов и к интеграции этих новых институтов опять же с нашими европейскими соседями. Потому что то, что делается на сегодняшний день нашим государством в этом направлении, это всем видно - не делается практически ничего! Вот такой срез тоже можно рассматривать.

Интеграция не только сотрудничества людей, профессионалов, экспертов, но и внедрение какой-то не то чтобы идеологии, а скорее этики взаимодействия на уровне институтов. И институтов, которые уже здесь существуют, и путем создания новых, и путем интегрирования тех институтов, которые находятся в соседних с Россией странах.

В.И.Шинкунас: Я хочу сказать несколько слов по поводу политического пространства в регионе, о котором говорила Наталья Владимировна. Политическое пространство России, которое очевидно является элементом политического пространства Балтийского региона, деформировано полностью. Деформировано так, что "железный закон олигархии" Михельса работает у нас как дважды два.

Микроскопические политические партии, у которых своя иерархия, ничего не могут сделать ни на федеральном уровне, ни на региональном уровне. Кстати сказать, политические партии в Северо-Западном федеральном округе совершенно не интересуют эти проблемы. Я сомневаюсь в том, что где-нибудь, какая-нибудь политическая партия хотя бы даже обозначила ту проблему, о которой мы сегодня говорим.

Поэтому у меня оптимизма по поводу деятельности "Яблока" или СПС, или "Единой России" нет. Поэтому, если уж говорить о сетевом мегарегионе, то сетевому региону должны соответствовать не политические партии, сетевая политическая партия есть и в России, но она встроена в российскую государственность. А если уж говорить о регионе, о пространственном образовании, то должны появиться, очевидно, если говорить о механизмах, сетевые политические региональные партии, будем говорить не межнациональные, если уж концентрироваться на этом, но межгосударственные не скажешь ведь. Над-национальные, над-государственные…

Реплика С.В.Тарасевича: Интернациональные! (Оживление в зале)

В.И.Шинкунас: Да, но вы же понимаете, что интернационал интернационалу рознь. Тем более, что мы сейчас говорим не о мировой революции, а проблемах, с которыми столкнулась Россия. О том, как с помощью наших западных единомышленников и тех людей, которые хотели бы изменить ситуацию в России в лучшую сторону, исходя из требования просто личной безопасности, особенно на Северо-Западе России, в регионе Балтийского моря. Эти контакты, мне кажется, если говорить о механизмах, могут быть выстроены только в сетевых сообществах, потому что традиционное государство, любые традиционные государства, в которых не функционировало информационное общество, они не будут этим заниматься по определению. И здесь роль эпистемологических сообществ, в частности политических сообществ, работающих в сфере политического давления, по-моему, очень велика. Это одно из направлений. Мне кажется, что в какой-то степени мы делаем свой вклад в это дело! Спасибо!

В.Р.Берман: Безусловно, политическая деятельность не исчерпывается не только деятельностью в рамках политических партий, но вообще деятельностью в рамках каких-то структур. Политическая деятельность это и деятельность политических партий, и частных лиц. Всегда была, есть и останется.

Другое дело, что в разные моменты бывает разная эффективность той или иной деятельности. Другое дело, когда говорится, что в России есть определенный слой населения, который работать не хочет. В любом народе есть слой населения, который работать не хочет. И в любом народе есть слой населения, который не работает ни при каких обстоятельствах. Но, когда уровень социальной защиты неработающих выше, этот слой растет, когда уровень социальной защиты неработающих ниже – этот слой падает. Но есть и другие критерии.

Дело в том, что когда у людей создается впечатление, что их труд все равно не будет оплачен или не будет оплачен адекватно, они тоже перестают работать. Насколько это впечатление зависит от реальности, а насколько от каких-то личных представлений, это тоже нужно учитывать. Бывает и то, и другое. Другое дело, что оплата труда, в той экономической политике, которую проводила новая российская власть как и старая российская власть, в общем-то минимизировалась. И в этом смысле мы имеет определенный результат с непрестижностью любого труда, потому что, в общем-то, в России платят не за труд. В России платят за должность, в России платят за положение, в России платят за принадлежность к слою. В России, в конце концов, могут заплатить и просто так. Но вот за труд в России платят очень редко.

Заключительное выступление докладчика

В.И.Шинкунас: Господа, я думаю, что настало время предоставить заключительное слово докладчику.

Н.В.Таранова: Как известно, бойтесь людей, которые на сложные вопросы дают простые ответы. Так что ответов законченных и простых я давать не собираюсь. Точно также как и отвечать на вопросы что делать, кто виноват и почему получилось так, как получилось. Я могла наблюдать меньше, чем большинство здесь присутствующих, почему получилось так, как получилось! (Оживление в зале).

Поэтому я просто постараюсь кратко обозначить то, как я вижу эту ситуацию. Сказанное здесь еще раз подтверждает, что место России в мире зависит в первую очередь от того, что происходит у нас дома. И любая стратегия, направленная на позиционирование России в мировом сообществе должна в первую очередь исходить из внутренней ситуации, из того, как будет проходить процесс воссоздания государства, экономического пространства.

В качестве возможной цели здесь говорилось, что России нужно стремиться к либеральной модели. Интересно, что в классических либеральных странах сейчас происходит переоценка либеральной модели. И либеральная модель начинает немножко устаревать, потому что либеральная модель скорее атрибут современного мира, и требует адаптации к (пост)современным процессам. То есть атрибут системы, которая сейчас подвергается трансформации. Если обратиться к классической либеральной модели, то здесь главная идея - это свобода независимых хозяйствующих субъектов. И, прежде всего, это свобода от государства. То есть негативная свобода.

По-моему, применительно к России, модель свободы от государства сейчас не совсем корректна. Просто потому, что, одна из проблем современной России в том, что общественные взаимодействия отдаляется от инфраструктуры государства, происходят вне государства, что можно сказать и о деятельности бюрократии. В таких условиях нужно стремиться к нормальной координирующей функции государства, к воссозданию государства.

Сетевые структуры, о которых говорилось сегодня, отличны от современных (modern) структур, к которым относится понятие либерализма, к которым относится понятие суверенитета, к которому относится понятие идентичности, так, как она понимается в контексте государства-нации. В России пока не завершен процесс формирования модернистского политического и экономического пространства, возможно можно сразу учитывать в оформлении внутреннего пространства то, к чему сейчас приходит западное общество. И при этом представляется, что сетевая структура более приемлема для российской национальной культуры, чем современные (модернистские) структуры.

Говорилось о том, что в Западной Европе в ходе исторического развития происходит размывание суверенитета. Европа пришла к этому нормальным эволюционным путем, к размыванию суверенитета по наднациональному, региональному, транснациональному уровням. Этот процесс не совсем согласуется с российской политической культурой на данном этапе. Наоборот - у нас сейчас идет укрепление государства, или его воссоздание.

Между тем, в сетевом пространстве не происходит преодоления суверенитета, не происходит его отрицание, не происходит его размывание. Суверенитет остается. Эти принципы функционирования общества остаются. Просто параллельно им и во взаимодействии с ними возникают новые способы выражения и представления интересов и их реализации. Механизм гражданского общества предлагает, прежде всего, способ аккумуляции интересов и их реализация через какие-то (представительские) структуры, способ представления интересов. В сетевом обществе принципы информационного, сетевого пространства накладываются на принципы суверенного государства.

И здесь представляется, что возможен переход России к подобным механизмам через сотрудничество центральной власти и населения. Действительно, население должно где-то опередить государство и выработать эти структуры само. И возможно, в этом заинтересовано население и центральная власть, а не бюрократия и даже не региональные власти. Свобода без порядка и без какой-то координации это хаос. И именно эта хаотичность, наверно, и отпугивает западных инвесторов или бизнесменов при контактах с Россией. При освоении Россией сетевых структур управления возможно, наконец, что государство и население будет действовать в одной плоскости. Спасибо!

В.И.Шинкунас: Хочу сказать, что сегодня мы собрались в Консультационном центре для беженцев и господин Тарасевич является одним из руководителей этого центра. Я допустил небольшую ошибку. Надо было с самого начала предоставить вам слово, чтобы вы рассказали о том, чем вам приходится в центре заниматься. Но даже если в том случае, если вы и не скажете эти несколько слов, то мы попросим вас предоставить нам текст о том, где мы оказались и мы поставим ее в самом начале стенограммы нашей дискуссии.

С.В.Тарасевич: Некоторые участники уже посмотрели на этот стенд с выставки, где мы с вами встретились (обращается к В.И.Шинкунасу – ред.), поэтому я в двух словах расскажу. Могу дать более подробную информацию и на сайт, но это совершенно не относится в общем к теме. Суть в том, что это в какой-то степени может относится к построению гражданского общества. Потому что миграция – это та область, которой государство занимается как-то особенно плохо. Миграционную службу постоянно реорганизуют. Вот последняя реорганизация, которую я уже не вынес, и ушел – это передача миграционной службы в МинВД, привела к тому, что работа просто встала в миграционной службе и, в основном, пишутся отчеты. А наша задача состоит в том, чтобы разъяснять законодательство тем, кто ищет убежища в нашей стране. Во-вторых, каким-то образом оказывать правовую поддержку и при рассмотрении дел, и при апелляции в суд, но при этом оценивать legibility, подходят они или не подходят под определение Мандата Управления Верховного Комиссара по беженцам ООН. Если да, то оказывается поддержка, если нет, то только правовая консультация и все. Это даже не организация "Центр для беженцев". Это всего лишь проект, который финансируется Управлением Верховного Комиссара по беженцам, а исполняется общественной благотворительной организацией "Центр международного сотрудничества Красного Креста". Работает здесь четыре-пять человек. А я даже не руководитель как бы, а координатор этого проекта от УКБ, как волонтер ООН, тот человек, который не получает денег, как я уже Владимиру Романовичу на ухо говорил, что я за свой труд ничего не получаю, а просто получаю некое фиксированное вспомоществование от ООН и все, а трудиться могу сколько угодно. Я рад приветствовать здесь всех, все наше региональное сообщество, и сетевое в том числе. Поэтому буду рад, если такие встречи продолжатся со всеми вместе или по отдельности.

 В.И.Шинкунас: Спасибо большое. Наталья Владимировна, вам спасибо большое за труды ваши праведные!

Н.В.Таранова: Спасибо!