МЕГАРЕГИОН  -  СЕТЕВАЯ  КОНФЕДЕРАЦИЯ

Тема:

"Освоение сетевых структур как фактор конкурентоспособности государства. К вопросу о роли института полномочного представителя во внешней политике: на примере СЗФО России"

Докладчик: Наталья Владимировна Таранова, аспирант факультета Международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета
 
Участники:

 

Тезисы доклада и Теоретическое приложение к докладу

Тезисы

доклада  Натальи Владимировны Тарановой, аспиранта факультета Международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета

  "Освоение сетевых структур как фактор конкурентоспособности государства. К вопросу о роли института полномочного представителя во внешней политике: на примере СЗФО России"

Транснациональные сети сотрудничества, помимо мотива регионального развития, являются, прежде всего, проекцией внутренней организации стран, их экономик и обществ, сопутствующей их переходу к информационной фазе развития. Сети в этом случае тесно связаны со своей основой – гражданскими обществами “материнских” стран, и являются проводником влияния государств на международной арене. Имея это в виду, вопрос о российском участии в (сетевом) сотрудничестве увязан с вопросом о развитии российского политического, экономического и социального пространства.

Д. Тренин определяет Европу (ЕС) для России как, прежде всего, мощный внешний источник внутренней трансформации. Цель России, в этом случае, - не “быть принятой в Европу”, а “стать Европой” по своему внутреннему строению и качеству [1].

Современная политика разворачивается, как это определил Джозеф Най, на "трехмерной шахматной доске", [2] где первое пространство – традиционных государств – организовано по классическим принципам государственно-центричной системы; второе – мир бизнеса – представляет собой пространство потоков, и третье – мир сетей.

Не сводясь к национальной политике и интересам, (впрочем, возможно толкование национальных интересов, вполне включающее транснациональное сетевое взаимодействие), и в некоторых контекстах приобретая самостоятельную роль, сетевые структуры расширяют возможности влияния государств на транснациональной арене. Это существенно в условиях, когда государство, как это определяет Стивен Краснер, сохраняет власть, но теряет контроль [3]. К тому же, довольно часто обращают внимание на повышение роли влиятельных отношений за счет властных на международном уровне.

Современная российская идея, по словам президента В.В. Путина, заключается в достижении конкурентоспособности. Как это определяет М. Кастельс, стратегическая значимость конкурентоспособности, как для экономической политики, так и для политической идеологии, проистекает из двух факторов: “С одной стороны, растущая независимость экономики, особенно рынков капиталов и валютных рынков, делает все более сложным существование подлинно национальной политики отдельной страны. Практически все страны вынуждены следить за тем, как развиваются их сотрудничество и конкуренция с другими, в то время как темп развития их общества и политики не всегда синхронизирован с экономическими изменениями. Таким образом, конкурировать – значит укреплять свое положение относительно других с целью приобретения большей значимости в процессе переговоров, где все политические силы объединяют свои стратегии в единую взаимосвязанную систему” [4].

Конкурентоспособность России в мире, как показатель возможностей международного сотрудничества России, напрямую зависит от развитости информационного общества. Речь идет не только о развитии информационно-коммуникационных технологий. Россия является специфической индустриальной страной (с сильной ролью энергетического сектора), а ее партнеры, страны "ядра" мировой экономики – осуществляют переход к информационной (когнитивной) фазе развития. Это различие влияет на особенности процесса принятия решений, представление интересов различных групп. Информационное общество подразумевает качественно новое состояние гражданского общества, экономики, естественное восприятие новых функций государственными органами, иную общественную философию, напрямую связанную с идеей устойчивого развития.

Полпредство участвует в реализации программ по развитию информационного общества СЗФО России в рамках таких инициатив, как Российский портал развития, Партнерство для развития информационного общества в России (Партнерства для развития информационного общества на Северо-Западе России).

В сетевой организационной парадигме государство играет ключевую роль: как “государство развития в стартовой стадии новой экономики; агент инкорпорирования, когда экономические институты должны быть перестроены, как в процессе объединения Европы; координирующее, когда территориальные сети нуждаются в питательной поддержке региональных или местных правительств, чтобы генерировать синергетические эффекты, которые создадут инновационную среду” [5].

Предлагаются различные проекты преобразования российского политического пространства с целью соответствовать требованиям, угрозам и возможностям оформляющегося глобального миропорядка. Так, О. Реут говорит о современном федеративном государстве, законодательная опора/власть которого “должны сочетать два структурообразующих подхода<...>. Первый, территориально-ориентированный. Второй, сетевой или пост-национальный” [6].

Эксперты обращают внимание также на то, что “одним из главных открытий для Российской Федерации и ее субъектов при помещении их в систему координат глобального мира, является то, что, увлекшись “административным” строительством, страна и ее регионы не сформировали культурное сообщество, формирующее ценности, признаваемые в этом глобальном мире, а значит, не вошли в его “футурозону”. Следовательно, разрыв между развитыми странами и Россией с ее регионами не технического, а гуманитарно-культурного порядка, может быть преодолен в результате использования новых гуманитарных технологий” [7].

Конкурентоспособность государств, таким образом, связывается с технологиями, в том числе гуманитарными, ценностями, развитыми политическими институтами, гражданским обществом.

Независимо от того, как мы принимаем глобальные вызовы, процесс вхождения России в глобальные процессы, транснационализация России уже идет. Какие структуры примут на себя роль узловых центров сетевого пространства, в котором происходит политический процесс в информационном обществе, это уже проблема политической воли. Институт полпредства, в частности, реализуя свою информационную, имидж-политическую и координирующую роли может заполнить эту нишу. Полпредство может быть представлено как возможный ресурсный центр, как возможный информационный интегратор или узел информационной сети, которая неизбежно будет формироваться в России.

Обратимся к вопросу представления интересов транснационального сетевого сообщества в европейском политическом пространстве. Препятствием к реализации потенциала транснационального сетевого сообщества может быть присущее ему разнообразие конфликтующих стратегий и разнонаправленных действий. В то же время, исследователи обращают внимание на то, что возможность может заключаться в способности транснационального сетевого общества создавать массовые коммуникационные контексты. Эти коммуникационные контексты создаются группами с различными стратегиями, но предполагают формирование коллективного (хотя и плюралистического) самосознания, элементов координации и коллективной воли [8].

Кроме того, европейские правительственные институты нуждаются в какой-то “обратной связи” для получения информации и обеспечения эффективности управленческой практики и поэтому “обречены” на привлечение имеющихся различных групп гражданского общества, что дает этим группам возможности для переговоров и влияния на транснациональном уровне. В этом, в сущности, можно усмотреть предпосылки формирования справедливого политического порядка в условиях пост-политики и пост-демократии, которые органически связаны с переходом общества от индустриальной к когнитивной фазе развития. Представляется, что в России институт полпредства должен играть не последнюю роль в выстраивании подобных отношений с сетевым сообществом.

Прослеживаемая аналитиками тенденция своеобразного разделения труда во внешнеполитических вопросах, с сосредоточением стратегических вопросов в администрации президента, а тактических вопросов – в МИД, может отразиться и на региональном уровне. В этом случае, мониторинг тактических вопросов осуществляется представительством МИД, а проведение и мониторинг стратегических вопросов внешней политики на региональном уровне – полпредством. Институты внешних связей регионального уровня концентрируются в основном на "технических" вопросах.

Интересно, что именно полпред Илья Клебанов принял участие в прошедшем 16-18 октября в Стокгольме седьмом саммите Балтийского форума развития, где особое внимание уделялось Северо-Западу России как самой крупной, но и трудной возможности для Балтийского региона.

Членами Балтийского форума развития, движимого деловым сообществом и представляющего себя как “сеть сетей”, наряду с представителями крупных деловых структур, правительственных кругов, деятелей науки и культуры, становится все больше городов, позиционирующих себя как Балтийские центры. Города, субрегионы играют особую роль в сетевом пространстве в качестве “межсетевых узлов”. Они используют возможности того, что “на небольшой территории происходит концентрация образовательных, научных, финансовых и других структур, в результате чего образуются “межсетевые узлы”, открывающие для мегаполисов новые возможности и являющиеся своеобразными “воротами” в глобальный мир “пост-Вестфальской” эпохи” [9].

(Суб) регионы, действующие, в основном, в экономической сфере, часто сравнивают с конкурирующими корпорациями. Успех “корпораций” в данной конкуренции зависит от ряда факторов, в том числе, от развития инфраструктуры, наличия научно-технического потенциала и трудовых ресурсов, политики, проводимой местными властями.

Россия и ЕС с расширением стали более близкими соседями, что делает новое качество сотрудничества необходимым, но и существующие проблемы становятся более явными. Балтийский регион создает особую среду для преломления различных тенденций отношений Евросоюза и России. Можно выделить два центральных сюжета в основе развития сотрудничества в регионе Балтийского моря после расширения Евросоюза.

Во-первых, упорядочивание Балтийских региональных процессов в поле европейской интеграции и политического пространства ЕС, с фактором пограничного положения региона в ЕС и необходимостью развивать сотрудничество с Россией, а также и с Беларусью. Мотивация в отношении внешних партнеров здесь в том, чтобы снизить риски и повысить возможности, исходящие из сопредельных регионов.

Во-вторых, идея глобальной конкурентоспособности Балтийского региона, позиционирование Балтийского региона как наиболее динамичного региона роста в Европе. Балтийское деловое сообщество, в частности, через Балтийский форум развития (BDF), позиционирует регион как глобальный центр роста и инноваций, и именно здесь есть потенциал для (Северо-Запада) России, без которого, и это отмечают представители Балтийских деловых кругов, реализовать сравнительные глобальные преимущества Балтийского региона будет сложнее.

---

[1] Тренин Д. Россия и грядущее расширение ЕС. Брифинг московского центра Карнеги, Том 4, выпуск 10. Октябрь 2002 г. Назад

[2] Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower Can’t Go it Alone. Oxford: University Press, 2002. – Цит. по: Лебедева М. Новые транснациональные акторы и изменение политической системы мира. - www.risa.ru/cosmopolis/archives/3/lebedeva.html. Назад

[3] См.: Krasner St. D. Sovereignty: Organized Hypocrisy. Princeton: Princeton University Press. 1999. Назад

[4] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. Том 1. Подъем сетевого общества. (Пер. с англ. под научн. ред. О.И. Шкаратана). 2000. - www.i-u.ru/biblio/archive/noname_hrestpoinf/7.aspx . Назад

[5] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. Том 1. Подъем сетевого общества. (Пер. с англ. под научн. ред. О.И. Шкаратана). 2000. - www.i-u.ru/biblio/archive/noname_hrestpoinf/7.aspx . Назад

[6] Реут О. Принципы формирования парламента неадекватны вызовам времени. 2004. - intellectuals.ru/cgi-bin/proekt/index.cgi?action=articul&statya=viewstat&id=20041118141340 . Назад

[7] На пороге новой регионализации России. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа (ЦСИ ПФО) 2000 года. - stra.teg.ru/csi-2000/ . Назад

[8] См.: de Burca, G., Walker N. Law and Transnational Civil Society: Upsetting the Agenda? // European Law Journal. Vol. 9. № 4. September 2003. P. 381–400. Назад

[9] Лебедева М. Новые транснациональные акторы и изменение политической системы мира. - www.risa.ru/cosmopolis/archives/3/lebedeva.html . Назад

© Н.В.Таранова 2005

Наверх

Теоретическое приложение к докладу

Н.В.Таранова, аспирант факультета Международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета.

"Некоторые теоретические аспекты проблемы сетевых структур в международных отношениях: выводы для России"

Сетевая структура, по определению Мануэля Кастельса, представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов. При этом конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь. [1]

Существенным моментом дискуссии по вопросу сетевых структур является определение их положения относительно государства как института организации общества и как ключевого субъекта международных/транснациональных отношений. Прежде всего, обратим внимание на то, что сетевые структуры являются организационным принципом, в отношении которого важно различать вопросы идеологии и техники. Этот момент позволит отойти от распространенного противопоставления по линии “государства – сети”.

Можно выделить сети, действующие “внутри” мирового общества, прочно связанные с гражданскими обществами и государствами, на основе которых они образовались. Выделяют также сети, чья идентичность и связанность с конкретными обществами и государствами все более ослабевает, а также “антисистемные” сети. [2] В результате действия первых, ожидания отдельных государств в области контроля возрастают, а в результате действия последних, падает эффективность института государства как в организации “внутренней” жизни страны, так и возможности государство-центричной координации международных отношений.

Существует довольно распространенная точка зрения, что переход западного общества к постиндустриальной, информационной или когнитивной фазе развития несет с собой, помимо других изменений, эволюцию национального государства и демократии большинства в новую форму организации власти и институтов представительства. В силу сопровождающих этот переход тенденции некоторые ученые говорят о концентрации власти в руках “сетевой элиты” [3], другие – о ее дисперсии и специализации (Э. Тоффлер) [4].

Мануэль Кастельс отмечает, что “институты и организации гражданского общества, которые строились вокруг демократического государства, вокруг социального контракта между капиталом и трудом, превратились в пустые скорлупки, все менее соотносящиеся с жизнью людей” [5]. Футуролог Э. Тоффлер обращает внимание на неспособность государства бороться с новыми вызовами, что связывается с создававшейся в иных исторических условиях политической системой, порождающей отчуждение от нее граждан, причем, в том числе и представителей истеблишмента [6]. То, что национальные государства не соответствуют вызовам постиндустриального общества, утверждает П. Щедровицкий [7].

Целесообразным представляется взгляд на происходящее как на эволюцию в ходе восприятия сетевого организационного принципа государства (нации как гражданской общности) в своем социальном аспекте, при сохранении ценностного ядра государства. Государство эволюционирует как общественный институт, интегрирующий общество в индустриальный период, сохраняя свой ценностный аспект, свою сущность как носитель глубинной установки политической морали [8].

Как отмечает А.Л. Казин, государство обладает универсальной ценностной онтологией, и в этом состоит его главное превосходство над любым негосударственным образованием, направленным на решение той или иной фрагментарной жизненной задачи, будь то максимизация прибыли или достижение партийного успеха [9].

Учитывая, что подробное рассмотрение вопроса взаимоотношений сети и национального государства, легитимности институтов индустриальной эпохи при переходе к информационному обществу выходит за рамки этой работы, зафиксируем вывод: Переход к информационному обществу и развитие сетевых структур означает для государства дефицит контроля – но и возросшие ожидания в области контроля, - при сохранении власти. Целесообразнее представляется говорить о необходимости институциональной эволюции государства, а не об отмирании института государства.

В связи с этим, существенным фактором является наличие сильного, дееспособного гражданского общества, укоренившихся ценностей и политической культуры. Новые принципы самоорганизации и политические институты, востребованные информационным обществом, будут, в этом случае, формироваться в тесной связи и на основе (ценностного аспекта) государства и гражданского общества, расширяя возможности государства к контролю (координации), а также к влиянию в транснациональных сетях.

Элемент “угрозы” со стороны неподконтрольного государству сетевого пространства наиболее явно проявляется при этом именно в России, где, в отличие от переходящих в постиндустриальную фазу обществ, нет развитого саморегулирующегося гражданского общества [10]. В результате происходит секьюритизация вопроса взаимоотношений сетей и государств, особенно на фоне сетевых аспектов угроз международного терроризма, наркоторговли.

Между тем, часто в рамках поиска ответа на эти угрозы указывается на необходимость консолидации “развитого” мира, где межгосударственное взаимодействие будет дополняться формированием единого пространства, имеющего сетевую природу. Превращение даже сильно интегрированного сообщества стран “западного” мира в мировое общество, основанное на сетевом взаимодействии, видится необходимым условием для эффективного противодействия “дестабилизирующим” сетям [11]. Кроме того, воздействовать на организацию и направление развития транснационального сетевого пространства можно, только включившись в это пространство.

Важный момент в свете вопроса о возможностях влияния в сетевой структуре связан с приводимым М. Кастельсом законом сетевых структур, согласно которому “расстояние (или интенсивность и частота взаимодействий) между двумя точками (или социальными положениями) короче, когда обе они выступают в качестве узлов в той или иной сетевой структуре, чем когда они не принадлежат к одной и той же сети. С другой стороны, в рамках той или иной сетевой структуры потоки либо имеют одинаковое расстояние до узлов, либо это расстояние вовсе равно нулю. Таким образом, расстояние (физическое, социальное, экономическое, политическое, культурное) до данной точки находится в промежутке значений от нуля (если речь идет о любом узле в одной и той же сети) до бесконечности (если речь идет о любой точке, находящейся вне этой сети). Включение в сетевые структуры или исключение из них, наряду с конфигурацией отношений между сетями, воплощаемых при помощи информационных технологий, определяет конфигурацию доминирующих процессов и функций в наших обществах.<…> Принадлежность к той или иной сети или отсутствие таковой наряду с динамикой одних сетей по отношению к другим выступают в качестве важнейших источников власти и перемен в нашем обществе”. [12]

Россия и ЕС с расширением стали более близкими соседями, что делает новое качество сотрудничества необходимым, но и существующие проблемы становятся более явными. Балтийский регион создает особую среду для преломления различных тенденций отношений Евросоюза и России. После расширения ЕС, помимо регионального сотрудничества как части внутриевросоюзных дел, на первый план в регионе выходят отношения ЕС и России, характер которых не создает благоприятных условий для самоорганизации сетей вокруг идеи Балтийской региональности. При этом, во-первых, усиливается сетевое взаимодействие в регионе как проекция сетевых элементов в ЕС, во-вторых, региональное сетевое взаимодействие упорядочивается относительно европейской политики.

Сетевое сотрудничество выступает как элемент политики в Балтийском регионе Евросоюза или стран ЕС. Станет ли это катализатором восприятия Россией сетевого организационного принципа и реализации его транснационального потенциала? Во всяком случае, вызовы, подразумевающие такое изменение среды существования общества, которое требует от последнего существенной корректировки своего поведения, постановки новых стратегических целей [13], здесь налицо.

---

[1] Кастельс М. Становление общества сетевых структур. // Иноземцев В.Л. (ред.). Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999. С. 494-505. Цит. по: Кастельс М. Становление общества сетевых структур. - www.archipelag.ru/geoeconomics/soobshestva/power-identity/formation/ . Назад

[2] См., например: Россия в XXI веке: стратегия развития. Доклад Международного Клуба “Новое Поколение”.- svop.ru/live/materials.asp?m_id=22618&r_id=22622. Садов О.В., Журавский А.В., Фетисов А.В. Субъекты миропорядка XXI века. - www.adenauer.ru/report.php?lang=2&id=36&state=print . Назад

[3] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. Том 1. Подъем сетевого общества. (Пер. с англ. под научн. ред. О.И. Шкаратана). М.: ГУ ВШЭ, 2000. - www.i-u.ru/biblio/archive/noname_hrestpoinf/7.aspx . Назад

[4] Тоффлер Э. и Х. Создание новой цивилизации. Политика Третьей Волны. Цит. по: Градировский С., Межуев Б. “Постнациональный” мир Третьей волны.// Русский журнал, 4 марта 2003 г. - www.archipelag.ru/geoculture/new_ident/postnatio/3wave/ . Назад

[5] Кастельс М. Социальные преобразования в обществе сетевых структур. // Информационная эпоха: экономика, общество и культура. Том II. Власть идентичности. С. 354–362. Цит. по: Кастельс М. Могущество самобытности. - www.archipelag.ru/geoeconomics/soobshestva/power-identity/originality/ . Назад

[6] Toffler A. Future Shock in the Present Times. Цит. по: Градировский С., Межуев Б. “Постнациональный” мир Третьей волны.// Русский журнал, 4 марта 2003 г. - www.archipelag.ru/geoculture/new_ident/postnatio/3wave/ . Назад

[7] Цит. по: Садов О.В., Журавский А.В., Фетисов А.В. Субъекты миропорядка XXI века. - www.adenauer.ru/report.php?lang=2&id=36&state=print . Назад

[8] О социальном и ценностном аспектах государства см.: Градировский С., Межуев Б. “Постнациональный” мир Третьей волны.// Русский журнал, 4 марта 2003 г. - www.archipelag.ru/geoculture/new_ident/postnatio/3wave/ . Назад

[9] Казин А. Л. Государство и сетевые сообщества: философский аспект. Выпущено 04.05.05 - www.brcinfo.ru/publics/public.php?id=2042 . Назад

[10] См., например: Актуальность. Вхождение России в Мировой Центр как вопрос ее государственного выживания. // Россия в XXI веке: стратегия развития. Доклад Международного Клуба “Новое Поколение”.- svop.ru/live/materials.asp?m_id=22618&r_id=22622 . Назад

[11] Там же.  Назад

[12] Кастельс М. Становление общества сетевых структур. - www.archipelag.ru/geoeconomics/soobshestva/power-identity/formation/ . Назад

[13] На пороге новой регионализации России. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа (ЦСИ ПФО) 2000 года. - stra.teg.ru/csi-2000/ . Назад

© Н.В.Таранова 2005

К началу

Наверх

Стенограмма

Ведущий В.Р.Берман: Итак, уважаемые господа, я вижу, что участники таковы, что даже мне не нужно представляться. Однако я вам скажу, что мы сегодня собрались для заслушивания доклада Натальи Владимировны Тарановой "К вопросу о роли института полномочного представителя во внешней политике на примере СЗФО России".

Напомню вам наш регламент. Сначала будет идти доклад, тезисы которого были представлены, затем вы вправе задавать вопросы и докладчик, по возможности, отвечает на вопросы, затем, как правило, краткий перерыв, во время которого происходит запись на выступления. После перерыва выступления. И заключительное слово докладчика после всех. Ведущий вправе задавать вопросы последним и выступать последним. Спасибо! Итак, предоставляю слово Наталье Владимировне!

Н.В.Таранова: Большое спасибо! Я буду говорить об освоении сетевых структур, как факторе конкурентоспособности государства и применительно к вопросу о роли полномочного представителя во внешней политике. При этом я хотела бы этот практический доклад сочетать с теоретической частью о теории сетевых структур. Прежде всего, важно отметить, что транснациональные сети сотрудничества являются проекцией внутренней организации стран, их экономик и обществ, сопутствующей их переходу к информационной фазе развития. Поэтому сети тесно связаны со своей основой – гражданскими обществами стран, и являются проводниками влияния государств на международной арене. Здесь сочетание не то что даже внутренней и внешней политики, а непосредственно гражданского общества и роли государства на международной арене наиболее явное за всю историю развития международных отношений. И, имея это в виду, вопрос о российском участии в сетевом сотрудничестве связан непосредственно с вопросом о развитии российского политического, экономического и социального пространства. И наиболее коренным образом связан с формированием гражданского общества в России. Современная политика разворачивается, и на это обращали внимание многие исследователи, очень интересно сформировал это Джозеф Най, на "трехмерной шахматной доске", где одна плоскость – это властные отношения между государствами, классические межгосударственные отношения, второе – это мир бизнеса, и третье – это мир сетей. Таким образом, сети, хотя они не сводятся к национальной политике, а также часто способны играть также самостоятельную роль, сокращают возможность влияния государств в условиях постсовременных международных отношений. И это особенно существенно, так как государство, как это определяет Краснер, сохраняет власть, но теряет контроль. К тому же, это существенный фактор конкурентоспособности государств в условиях, когда влиятельные отношения все больше повышаются за счет властных отношений на международном уровне. Именно потому, что любое присутствие государства на международной арене невозможно без учета вот этих трех плоскостей, тех трех уровней вот этой шахматной доски Джозефа Ная, о котором я упомянула. И прежде, чем перейти к вопросу именно освоения Россией фактора сетевых структур в своих взаимодействиях на международной арене, немножко о теории сетевых структур. Существенным моментом дискуссии по поводу сетевых структур и применительно к международным отношениям также является определение их положения относительно государств, относительно государства как института организации общества, а также как ключевого актора международных отношений. И здесь очень важно различать вопрос идеологии и техники, чтобы не сводить вопрос к противопоставлению государства и сети, так как можно выделить, с одной стороны, сети, действующие внутри мирового сообщества, которые развиваются на основе гражданского общества и государств, образовались на основе этих гражданских обществ и являются их проводниками влияния на международной арене. А есть также сети, чья идентичность и связи с конкретными обществами все более ослабевает. Есть также антисистемные сети. Это те самые негативные аспекты возрастания сетевого фактора в международных отношениях и к этим антисистемным сетям можно отнести международный терроризм, наркотрафик, такого рода явления. И в результате действия первых сетей, которые наоборот поддерживают государство в условиях перехода к постмеждународным отношениям ожидания государства в области контроля возрастают, а в результате действия последних, антисистемных сетей, наоборот падает эффективность государства как в организации внутренней жизни страны, так и в реализации своих целей на международной арене. И существует распространенная точка зрения, и в исследовательской среде, и уже в общественном сознании, что переход западного общества к постиндустриальной или когнитивной стадии развития несет с собой помимо других изменений эволюцию национального государства и демократии большинства в новую форму организации власти и института представительства. И в силу сопровождающих этот процесс тенденций, разные исследователи говорят о различных метаморфозах власти. Мануэль Кастельс – о концентрации власти в руках сетевых элит, Тоффлер, например, о дисперсии и специализации власти. Так Мануэль Кастельс отмечает, что институты организации гражданского общества, которые строились вокруг демократического государства, вокруг социального контракта между капиталом и трудом, все менее соотносятся с жизнью людей. Тоффлер обращает внимание на неспособность государства бороться с новыми вызовами, что связывается с создавшейся в иных исторических условиях политической системой. И эта неспособность государства отвечать на новые вызовы порождает отчуждение от него граждан, в том числе и представителей истэблишмента. Щедровицкий также обращал внимание на то, что национальные государства не соответствуют вызовам постиндустриального общества. Однако целесообразным представляется взгляд на происходящее, как на эволюцию в ходе восприятия сетевого конституционного принципа государством, и эманации гражданской области в своем социальном аспекте. При этом сохраняется ценностное ядро государства. То есть государство эволюционирует как общественный институт, который интегрирует общество, сохраняя свой ценностный аспект, свою сущность как носитель глубинной установки политической морали. Выделение двух аспектов в государстве, социального и ценностного, очень важно для того, чтобы не превращать дискуссию о сетях и государствах в простой разговор об отмирании государства. И здесь, чтобы не вдаваться далее подробно в вопрос о взаимоотношении сетей и государств, я просто фиксирую вывод, что переход к информационному обществу и развитие сетевых структур означает для государства дефицит контроля, но в то же время и возросшие ожидания в области контроля. При этом властные полномочия государства сохраняются. И целесообразным в связи с этим процессом говорить о необходимости институциональной эволюции государства, а не об отмирании института государства. И важнейшим фактором того, насколько успешно сможет государство эволюционировать в своей институциональной части и при этом подтвердить свой ценностный аспект является наличие сильного, дееспособного гражданского общества,….. ских ценностей и политической культуры. И эти новые принципы самоорганизации, новые политические институты, которые будут востребованы информационным обществом, в этом случае будут формироваться в тесной связи на основе государства, если иметь сильное гражданское общество. И в этом случае они смогут расширить возможности государственного контроля, а также их влияние в интернациональных сетях. В связи с этим становится ясно, что элемент угроз со стороны неподконтрольного государству сетевого пространства наиболее явно проявляется именно в России., где в отличие от стран ядра мировой экономики, стран, имеющих сильное гражданское общество, нет развитого саморегулирующегося гражданского общества. В результате неизбежно происходит секьюритизация вопроса взаимоотношений сетей и государства и смещение в этом вопросе как раз от техники к идеологии. То есть не всегда происходит различение сетей, которые могут поддерживать и способствовать влиянию государства, его приспособлению к новым условиям. Этот вопрос различается от дестабилизирующих сетей. И так как современная российская идея, на что обращал внимание, в том числе, и глава нашего государства, заключается в достижении конкурентоспособности, а конкурентоспособность связана, в частности, на это обращает внимание и Кастельс, с тем, что практически все страны на данный момент вынуждены следить за тем как развивается их сотрудничество и конкуренция с другими, в то время как темп развития их общества и политики не всегда синхронизирован с экономическими изменениями. И конкурировать в этом случае – значит укреплять свое положение относительно других с целью приобретения большей значимости в процессе переговоров, где все политические силы объединяют свои стратегии в единую взаимосвязанную систему. Таким образом, конкурентоспособность России в мире, как показатель возможностей в том числе и ее международного сотрудничества, напрямую будет зависеть от развитости информационного общества, и от восприятия государством в своем институциональном аспекте новых элементов сетевого общества. Речь идет не только о развитии информационно-коммуникационных технологий в России. Важно также то, что Россия является индустриальной страной причем специфической индустриальной страной с сильной ролью энергетического сектора, а ее партнеры, страны "ядра" мировой экономики осуществляют переход к информационной или когнитивной фазе развития. С различным успехом, но, в частности, крупнейший партнер России Европейский Союз движется в этом направлении очень активно. И это различие влияет на особенности принятия решений в стране, на представление интересов различных групп, на деловое сотрудничество, на представление интересов бизнеса. И это различие также влечет за собой очень сильное ценностное различие между Россией и ее партнерами. Информационное общество подразумевает качественно новое состояние гражданского общества, экономики, естественное восприятие новых функций государственными органами, иную общественную философию, напрямую связанную с идеей устойчивого развития. И переход здесь не может сводится только к развитию в России только информационно-коммуникационных технологий, хотя это конечно важно. Так полпредство участвует в реализации программ по развитию информационного общества в Северо-Западном федеральном округе России. И инициативы здесь такие, как Российский портал развития, Партнерство для развития информационного общества в России, в частности, на Северо-Западе - Партнерство для развития информационного общества на Северо-Западе России. Здесь интересно, что такие теоретики информационно сетевого общества как Мануэль Кастельс, в частности, отмечают, что в сетевой организационной парадигме государство все же играет ключевую роль и эта роль зависит от стадии, на которой находится общество и от вызовов, с которыми приходится сталкиваться. В случае перехода к новой экономической системе – это государство развития. В случае перестройки экономических институтов, реинтеграции например, это агенты инкорпорирования. Эта роль также необходима, когда, когда территориальные сети нуждаются в питательной поддержке региональных или местных правительств, чтобы генерировать синергетические эффекты. Это как раз то, что учитывается сейчас при выработке региональных стратегий в России. Предлагаются различные проекты преобразования российского политического пространства с целью соответствовать требованиям, угрозам и возможностям нового глобального миропорядка. И здесь просто для примера подобного рода дискуссии можно привести идею О. Реута о современном федеративном государстве, законодательная власть которого должны сочетать в этой вот модели два структурообразующих подхода. Первый, территориально-ориентированный, второй, сетевой или постнациональный. В этом случае речь идет о перестройке структуры представительства интересов. Эксперты также обращают внимание на то, что при адаптации России к новой системе одним из главных открытий для России и ее субъектов федерации стало то, что, увлекшись "административным" строительством, страна и ее регионы не сформировали культурное сообщество, ценности, признаваемые в глобальном мире, и значит не вошли в "футурозону" этого глобального мира. Следовательно, разрыв между развитыми странами и Россией с ее регионами даже не столько технического, сколько гуманитарно-культурного порядка. И он может быть преодолен, соответственно, в результате использования новых гуманитарных технологий. Таким образом, гуманитарные технологии и способность гражданского общества рождать внутри себя сетевые структуры является очень важным фактором конкурентоспособности государств и обществ сейчас. И вне зависимости от того, как мы принимаем глобальные вызовы, транснационализация России уже продолжается. И в этой связи неизбежно формирование структур, которые примут на себя роль узловых центров этого сетевого пространства, в котором происходит политический процесс в информационном обществе. И здесь в качестве идеи можно представить, институт полпредства, в частности, реализуя свою информационную, имидж-политическую и координирующую роли может заполнить эту нишу. И институт полпредства может быть представлен как возможный ресурсный центр, как возможный информационный интегратор или узел информационной сети, которая неизбежно будет формироваться в России. Если обратиться к опыту представления интересов транснационального сетевого сообщества в Европейском Союзе, то здесь можно отметить, что препятствием к реализации потенциала влияния сетевого сообщества, особенно транснационального, является присущее ему разнообразие конфликтующих стратегий и даже разновекторных, разнонаправленных действий. То есть они могут погашать друг друга, различные действия различных элементов этой сети. В то же время, это возможность влияния сетевого сообщества в целом может заключаться в способности его создавать массовые коммуникационные контексты. В принципе, они способны видоизменять дискурс. И эти коммуникационные контексты создаются группами с различными стратегиями, но предполагают формирование коллективного самосознания, элементов координации и коллективной воли. Это одна сторона влияния. Второй стороной неизбежно является, то европейские правительственные институты нуждаются в "обратной связи" для получения информации и обеспечения эффективности управленческой практики и поэтому "обречены" на привлечение имеющихся различных групп гражданского общества, уже транснационального гражданского общества, что дает этим группам возможности для переговоров и влияния на транснациональном уровне. Именно вот в этом процессе можно усматривать предпосылки формирования нового политического порядка в условиях постполитики и постдемократии, которые связаны с переходом общества от индустриальной к когнитивной фазе развития и имеют непосредственное отношение к эволюции именно институционального аспекта государства, как организатора гражданского общества. И вот эти вот две возможности влияния сетевого сообщества на лиц, принимающих решение, можно как раз иметь в виду, если говорить о роли различных элементов власти, как, например, в сети полпредства, об их интернациональной роли в качестве узлов или информационных интеграторов в рамках сетевого пространства. Что касается объективной роли полпредства в публичной политике, то прослеживаемая аналитиками тенденция своеобразного разделения труда во внешнеполитических вопросах заключается в том, что стратегические вопросы концентрируются в администрации президента, тактические вопросы – в МИДе. И это может отразиться и на региональном уровне. В этом случае мониторинг тактических вопросов будет осуществляется представительством МИД на региональном уровне, а проведение в жизнь и мониторинг стратегических вопросов внешней политики на региональном уровне может отображаться полпредством. Это также в контексте дискуссии о том, что политика на региональном уровне в основном концентрируется на "технических" вопросах. Это так называемая технотизация политики в современной России. Конкретные примеры из области приобщения Северо-Запада к транснациональным сетевым структурам это участие Северо-Западного федерального округа в, субъектов из Северо-Западного округа, в Балтийском форуме развития, саммит которого проходил в Стокгольме в октябре. Илья Клебанов принимал там участие. И интересно, что участники саммита, которые были заинтересованы в том, чтобы Россия вошла в этот форум развития, чтобы российские участники активно участвовали. Они СМИ определяют свой форум как сеть сетей. И эти участники особое внимание обращали на Северо-Запад России, как самую крупную возможность прибалтийского региона, но и самую сложную для реализации возможность. Интересно привести Балтийский форум развития в качестве примера сетевой организации. Она движима этим международным сообществом, но, как я уже сказала, позиционирует себя как сеть сетей. И наряду с представителями крупных деловых структур, правительственных кругов, деятелей науки и культуры объединяет также города, которые позиционируют себя как мегаполисы Балтийского региона. И города в новых условиях информационного сетевого общества также могут быть представлены в качестве межсетевых узлов, которые могут использовать возможности того, что на небольшой территории происходит концентрация образовательных, научных, финансовых и других структур. И в результате те города, которые здесь действуют как межсетевые узлы могут открывать для мегаполисов новые возможности, являются своеобразными воротами в глобальный мир “пост-Вестфальской” эпохи. Так можно представить себе территориальные субъекты, в частности, города или субрегионы в рамках вот этой третьей плоскости трехмерной доски как пространство сетей. А во второй плоскости, пространстве бизнеса, города будут восприниматься как конкурирующие корпорации. И их часто сравнивают в последнее время с конкурирующими корпорациями, успех которых в конкуренции будет зависеть от ряда факторов от ряда факторов, в том числе, от развития инфраструктуры, научно-технического потенциала и политики, проводимой местными властями. И при формировании своей политики любым субъектам власти, действующим на региональном или более крупном региональном, как в случае федерального округа уровне, необходимо учитывать также различные факторы для конкурентоспособности представляемых территориальных образований с учетом вот этой трехмерности вот этой международной системы, где, помимо классической системы есть также пространство потока в мире бизнеса и пространство сетей. Я завершила свое выступление по тезисам и думаю, что теперь буду отвечать на вопросы. Спасибо большое!

В.Р.Берман: Итак, господа, у кого есть вопросы?

Вопросы к докладчику

Вопрос В.И.Шинкунаса: У меня! У меня такой вопрос. А какова роль политических партий в процессе всего этого сетевого взаимодействия и всех этих международных сетевых структур? Как вы считаете? Вы о политических партиях ни слова не сказали, а это один из основных элементов, если уж говорить об элементах гражданского общества, если их вообще в России можно считать элементами гражданского общества, а не насажденными государством структурами. Какова же в этой ситуации роль политических партий?

Ответ Н.В.Тарановой: Вот я наверно как раз ничего о них и не говорила, потому что в повестке дня ни одной из политических партий ничего конкретного по этому вопросу я не замечала. Не говоря о ситуации конкретно в какой-либо стране, если партия является органическим порождением гражданского общества, наверно она также органически воспринимает все новые изменения среды, в которой действует гражданское общество, и воспринимает сетевой принцип сама по себе изнутри. То есть партия точно также трансформируется. Если же она сформирована искусственно, то ей очень сложно как-либо приспосабливаться к изменениям среды, потому что она частью этой среды не является. Это один из аспектов ответа на вопрос…

В.И.Шинкунас: Вы практически полностью ответили! Спасибо!

В.Р.Берман: Еще вопросы?! Пожалуйста, Владимир Васильевич (В.В.Кавторин – ред.).

Вопрос В.В.Кавторина: У вас прозвучала такая мысль, что государство проявляет слабость и неспособно адекватно ответить на современные вызовы и это порождает недоверие людей, отчужденность людей. Не кажется ли вам, что тут дело обстоит немножко наоборот, что отчужденность людей от государства, недоверие людей к государству и есть основная причина неспособности этого государства адекватно ответить на современные вызовы?

Ответ Н.В.Тарановой: Во-первых, я тут не вижу "наоборот", потому что государство это есть люди, а речь идет о государстве именно как об институциональной системе. Я привела несколько цитат в подтверждение этой мысли, в частности, опираясь на Тоффлера, Кастерстена, о том, что в информационном обществе государство также должно эволюционировать и воспринимать новые организационные принципы. Разумеется, государство – это люди. И как раз оно именно это и делает. То есть оно эволюционирует и воспринимает эти организационные принципы, если так органически меняется его гражданское общество. Если этого не происходит, то как раз заметен этот момент отчуждения и момент отхода и заметна неспособность каких-либо индустриальных, классических институтов государства выражать и быть проводником интересов людей.

Вопрос М.М.Лагутина: Скажите, пожалуйста, а вот на нашем региональном уровне вы не наблюдаете некое вот такое сетевое гармоничное взаимодействие полпредства, политических партий, общественных организаций, которых можно отнести к третьему сектору, или же этого пока нет?

Ответ Н.В.Тарановой: Я бы не сказала об абсолютной гармоничности этого процесса, но какое-то движение в этом направлении есть. В этом году на том же Балтийском форуме развития Россия была представлена лучше, чем в прошлом году. То есть то, что взаимодействие развивается по сравнению с прошлым годом, это я могу отметить. А вот то, что оно развито и что можно сказать, что в России есть какое-либо более или менее успешное восприятие вот этих вот всех элементов, об этом я пока не могу сказать.

Вопрос В.Е.Ронкина: У меня вопрос по поводу полномочного представителя. Дело в том, что здесь основное слово – слово "полномочный". Какие он имеет полномочия? Для примера, полномочный представитель Бельгии или России в ООН имеет полномочие соглашаться с теми или иными решениями на заседаниях ООН, голосовать от имени государства так или так. Насколько я понимаю, полномочия российских полномочных представителей касаются всего и, тем самым, ни о какой сетевой структуре и о местном самоуправлении не может быть и речи. Поэтому меня именно слово "полномочия" интересовало в этой проблеме.

Ответ Н.В.Тарановой: Я не старалась представить полномочного представителя как какой-то элемент на данный момент формирующегося сетевого общества в России. Я о том, что потенциально этот институт может воспринять на себя роль вот этого информационного интегратора, потому что он имеет для этого очень многие ресурсы, в том числе и во взаимодействии с властями, с бизнесом и общественными организациями на уровне федерального округа, и с его мониторингом информационной деятельности. Все говорит о том, что полпредство может очень удачно воспринять эту функцию и быть фактором того, что сетевой организационный принцип будет только усиливать государство а не о том, что так оно и есть.

Вопрос Ю.М.Нестерова: Он не совсем новый, потому что мне хочется еще раз повторить вопрос, но чуть-чуть другими словами, который задавал Владимир Васильевич. Я, во-первых, скажу, что я понял не все 100% из того, что вы говорили, из-за того, что тема совсем далекая, а из-за того, что язык несколько незнакомый. Коротко отвлекусь. Когда учился в школе, давно, лет сорок назад, тогда мы знали, что фигуры могут быть подобны или равны геометрически, а через пару лет, когда я школу закончил, все стали говорить про конгруэнтность какую-то. Но как я ни пытался у учеников понять существенное отличие, нет, в первую очередь все это сводили либо к подобию, либо к равенству фигур. И так каждые 10 – 15 лет об одних и тех же вещах начинают говорить совершенно разными словами. Меняется язык, но не повышается уровень понимания проблемы, к сожалению. У меня складывается впечатление, что и вот в этих проблемах наблюдается такое явление.

Мы много говорили о том, что раньше, и сейчас продолжаем говорить, о соотношении государства и общества. И в либерально-демократических кругах утвердилось такое представление, что государство – это инструмент, который общество создает для того, что свои общие интересы реализовать. И не более того! Но из всего, что вы говорите, государство выступает как самостоятельная некая сакральная сила, у которой есть какие-то самостоятельные функции по отношению к обществу, и обществом не поручены эти функции, а государство должно чего-то там объединить, оно должно как-то воспитать. Мне кажется, что должно быть одно из двух. Либо, если это так, я правильно понял, то я с этим не согласен, либо, если я неправильно понял, то, пожалуйста, поясните.

Ответ Н.В.Тарановой: Я тоже не согласна с тем, с чем и вы не согласны. То есть государство не является каким-либо вот таким внешним по отношению к обществу элементом, который должен его как-то организовывать. Просто государство является наверно наиболее признанным на данный момент способом организации общества, способом, каким обществу представляется… способно себя организовать. И здесь сама идея организации общества в государство может рассматриваться как ценностный аспект государства. А форма и детальная форма этой организации, парламентская демократия, это то, что вот сейчас при государственном строительстве, или иная форма – это институциональный аспект, который при представительстве интересов должен эволюционировать. Это ни в коем случае не должно исходить от кого-то вне общества. То есть это институциональное качество общество само по себе. И, в результате, происходит и изменение государства.

Вопрос А.В.Изотова: Александр Изотов, директор Центра европейской документации. Наталья, вы очень интересную мысль в своем выступлении высказали, что государство как бы должно создавать такие интеграторы или, выражаясь опять же сетевым языком, такие сетевые узлы, организующие сетевое пространство. Поэтому у меня такой вопрос может быть несколько отходящий от узко заданной темы. Что последнее приходит в голову, когда имеется в виду, что государство должно создавать какие-то сетевые узлы. Ну, вот скажем, недавнее решение о создании Общественной палаты, которая создается, можно ли здесь говорить, что есть какой-то специфически российский путь выстраивания государством сетевого общества? Каково ваше мнение по этому поводу?

Ответ Н.В.Тарановой: Мне кажется, что, по крайней мере относительно Палаты, – это что-то, что уже ближе. Это очень может способствовать просветительству общества. Но здесь вопрос не в отдельных инициативах, а в изменении именно философии общества в России, общественной экологии, если так можно сказать. То есть о сетевом обществе можно говорить, когда общество органически стало сетевым, информационным. Вот это три термина, которые действуют во взаимосвязи – когнитивное общество, информационное общество и сетевое, не зря все три обозначают общество, переходящее вот на этот новый этап развития. Это очень тесно взаимосвязано. Разумеется, что такие инициативы по созданию Общественной палаты очень полезны в этих условиях. Но, тем не менее, общество будет адекватно реагировать на вызовы вот этой внешней среды, когда оно станет обществом знаний, информационным и сетевым.

Вопрос Е.Э.Литвиновой: Я понимаю, что то, что было десять лет назад, вы можете не помнить. Но все-таки, как вам кажется на сегодняшний момент мы ближе к этому самому информационному, сетевому обществу или дальше, чем десять лет назад?

Ответ Н.В.Тарановой: На сегодняшний момент весь мир к нему ближе.

Реплика Е.Э.Литвиновой: Весь мир движется синхронно, в одном направлении?!

Н.В.Таранова: Мне кажется, что переход к сетевому обществу рассматривается и вообще признано, что это глобальный процесс. И в этом случае мир движется в этом направлении. Другое дело, что оборотной стороной движения в этом направлении является то, что весь мир все более асимметрично взаимозависим. То есть в нем есть страны, переходящие на этот новый этап – общество знаний, когнитивную фазу развития. Есть общества, которые не приспособлены. И экономические агенты тоже… это и производители высокой стоимости, и производители низкой стоимости, и производительность обесценивается. То есть место государства в мировой экономической системе очень соответствует месту общества относительно информационной фазы развития. Мне кажется, что сейчас мы к этому ближе… Причем, особенно в последние может быть… не с точки зрения изменений в политической системы, а с точки зрения изменения общественного сознания, может быть последние года три мы к этому ближе, чем десять лет назад уж точно!

Ведущий В.Р.Берман: У кого еще вопросы? Так, видимо вопросов у присутствующих нет. Я тогда задам вопрос. Видимо он будет последним. Вы употребили термины "постполитика" и "постдемократия". Я бы не сказал, что это совсем непонятные термины. Однако они были как-то сказаны вскользь и, мне кажется, отчасти противоречат другим тезисам доклада. В частности, о сохранении роли государства. Потому что мне не совсем понятно, что такое постполитика при сохранившемся государстве и постдемократия в данном случае. Поясните, пожалуйста!

Ответ Н.В.Тарановой: О сохранении государства как раз речь идет как об идее организации общества государством. При этом демократическое государство, как традиционная парламентская демократия, все же является продуктом индустриальной эпохи. В этом смысле при переходе к новой постинтустриальной эпохе классическая парламентская модель демократии с партиями, имеющими такую строгую идеологическую направленность, оно видоизменяется. Это видно, кстати, на примере партий. Очень часто о них говорится, что они уже не столько идеологичны, сколько это инструмент для выступления на выборах. То есть они все более становятся технологичными. Очень заметна эволюция именно организации парламентской модели демократии именно в функциональном моменте. То есть постполитика – имеется в виду просто классическая политика, выработанная в индустриальном обществе, когда экономика развивалась соответствующим образом. Общество, общественная философия, союзное государство. Вот классическая парламентская демократия ? это достижение индустриальной эпохи.

В.Р.Берман: Разрешите, я немножко уточню вопрос? Дело в том, что когда применяется термин постполитика, то предполагается, что политики уже нет, а значит, и в обществе нет цели достижения политической власти, или это не так? Если это так, то почему постполитика, а не все-таки несколько иные методы и способы достижения политических целей?

Ответ Н.В.Тарановой: Наверно вы очень глубоко смотрите в термины и правильно смотрите, потому что термин скорей всего не очень корректен. Но он используется часто. То есть я просто применяю используемый термин, потому что под ним имеется в виду вот то, о чем я раньше говорила, а не то, что какое-либо властное целеполагание. Между тем, и в Евросоюзе, и в России, я знаю, сейчас идет дискуссия, кстати, даже Макарычев (проф. А.С.Макарычев – ред.), по-моему, обращал на это внимание, я читала об этом…

Реплика В.И.Шинкунаса: Деполитизация!

Н.В.Таранова: Да, о деполитизации!

В.И.Шинкунас: Ссылка на этот материал у нас на сайте стоит! (А.С.Макарычев, "Де-политизированный федерализм и региональная политика режима В.Путина" - http://www.kazanfed.ru/actions/konfer11/6/ - ред.).

Н.В.Таранова: О том, что какие-то технические моменты или экспертные знания, в Евросоюзе как раз агентства, они могут заменять именно вот эту политику. Можно ведь рассматривать это и в этом аспекте. В этом случае постполитика будет деполитизацией. Но как …. обращал внимание это именно переход от одной политики к другой политике.

Ведущий В.Р.Берман: Спасибо! Мы закончили с вопросами. Следующий этап у нас выступления. У меня есть список участников. Я прошу подойти во время перерыва и отметиться тех, кто хочет выступить. Объявляю перерыв на десять минут. Спасибо!

Выступления после перерыва

Ведущий В.Р.Берман: Приступаем к выступлениям. Первому слово предоставляется Владимиру Васильевичу Кавторину.

В.В.Кавторин: Поскольку под конец вопросов и ответов возник спор о терминах, у меня есть предложение. Я вспоминаю, когда у нас была "Ленинградская", а потом "Санкт-Петербургская трибуна", где в основном состояли профессора, академики и немножко кандидаты наук, то мы как-то с самого начала условились, что давайте говорить просто, без терминов, дабы дурость каждого сразу видна была. Я бы хотел, чтобы на будущее действительно мы говорили всерьез, но проще. Обилие терминов не обязательно для серьезного разговора, а тем боле таких, вокруг которых еще ведутся споры и понимание их различно. Я, например, сознаюсь, что не понимаю термина "постдемократия". Я не знаю, что это такое.

Второе. Меня очень заинтересовал теоретический этюд, приложенный к тезисам. Тем более, что Наталья Владимировна опирается в нем в основном на Кастельса, которого я считаю самым блестящим социологом современности. И считаю, что он в своих рассуждениях о сетевых сообществах адекватно описывает европейские общества. Вопрос в том, насколько эта теория приложима к России. Вот тут у меня возникают серьезные сомнения, потому что мы, все наши властные структуры очень хорошо освоили общеевропейскую терминологию и только иногда у них что-то такое проскакивает российское. Вот выступал министр иностранных дел в Петрозаводске, Лавров. Я читаю и готов подо всем этим подписаться, пока не дохожу до одной такой фразы, что особую роль будет играть Общественная палата, которая должна быть вершиной айсберга, выражающего общественный интерес. И тут я вспоминаю, что вершина этого айсберга создана президентом по личному усмотрению и непонятному принципу. Дальше эта верхушка избирает следующий слой, дальше следующий. Какой-то такой странный айсберг, растущий с верхушки. Никогда в природе таких не бывает. В природе айсберги растут снизу. Такое странное образование… И я думаю, что это, в общем, попытка приспособить, создать некую иллюзию выражения общественных интересов, приспособив их к властной вертикали. Я думаю, что это, за редкими исключениями, будет совершенная липа. Там будет какое-то количество порядочных людей, как и в любой структуре, которые будут говорить какие-то нормальные вещи. Но никакого выражения общественного мнения не будет. Будет подковерная борьба каждого члена палаты за свои собственные интересы.

Дальше. Это вот и есть вот тот специфический российский путь построения сетевых сообществ, наверное, когда под сетевыми сообществами понимается нечто совсем не сетевое. Потому что властная вертикаль – это никак не сетевое сообщество. У нее другие принципы организации.

Общество пытаются организовать сверху. Можно ли говорить, что это способствует созданию гражданского общества? Мне кажется, что это способствует иллюзии такой работы. Ничего подобного не может быть.

Дальше я хочу сказать, что я не совсем согласен и с тем, что государство это люди. Государство – это институты, прежде всего! И даже устоявшееся, как правильно здесь сказал Нестеров, либеральное представление о государстве как об инструменте, созданном обществом, на мой взгляд, не совсем верно. Мне кажется, что взаимоотношения между государством и обществом сложней и трагичней. Институты государства всегда созданы прежним обществом, с которым современное общество находится в конфликте, потому что оно хочет жить по-другому. И уже это задает конфликт между обществом и государством, между всегда устаревшими институтами государства, вопрос только в какой степени они устарели, и обществом, которое стремится всегда к организации жизни по-новому.

Вот это, мне кажется, и предопределяет разные роли общества и государства в жизни. Эти отношения не могут быть бесконфликтны, они не могут быть гармоничны. Это всегда противоборствующие стороны.

И сетевые сообщества, если выделять их как связи горизонтальные, прежде всего, как связи на уровне различных общественных групп, выражают иные интересы, те, которые не могут быть выражены властными и государственными институтами. С этой точки зрения и возникает тот вопрос, который я задал. Почему государства не могут адекватно отвечать на современные вызовы того же терроризма? Потому что они не отвечают современному обществу. Они не адекватны ему, не адекватны его структуре. И эта неадекватность возникла отнюдь не сегодня. Я приведу давний – давний классический пример, связанный с терроризмом, вызов которого не такой уж современный.

Шли два почтенных человека по Невскому. Писатель Федор Михайлович Достоевский и издатель Алексей Сергеевич Суворин. Федор Михайлович спросил: "А вот будь вам известно, что террористы готовят бомбу, и вы даже знаете адрес, по которому эта бомба лежит, вы пойдете в полицию, вы скажете где?" И Суворин, который, в общем, был человеком консервативных убеждений, сказал ему: "Что вы! Я не могу! Я порядочный человек!" Вскоре после этого прогремел взрыв в Зимнем Дворце. Бомба-таки где-то лежала, кто-то про нее знал, но государство находилось в конфликте с давним, наиболее давним сетевым сообществом, которое всегда называлось "порядочные люди". Порядочные люди это тоже было сетевое общество. У них были общие ценности, у них были свои связи, авторитеты, узлы структуры... И государство, которое находилось в конфликте с сетевым сообществом порядочных людей, было обречено на гибель. Ему ничего не могло помочь.

Поэтому я думаю, что адекватность государства сетевым структурам общества – это важнейший вопрос для него, это важнейший вопрос его безопасности, его жизнеспособности. И если государство находится в конфликте с сетевыми сообществами граждан, то оно обречено. Спасибо!

Е.Э.Литвинова: Мне показалось, что Наталья Владимировна абсолютизирует технический прогресс и поэтому у нее такое поступательное движение в ее восприятии. А на самом деле действительно по сравнению с десятилетней давностью Интернета стало гораздо больше, а много другого стало гораздо меньше. Сейчас идет активное наступление на неправительственные организации, которые тоже суть сетевые структуры.

И что касается нашего взаимодействия с Европой, я как раз вот сегодня с утра, с 9 утра, была на круглом столе Северных стран. Когда я уехала оттуда, в 17.30, они еще далеко не заканчивали. Никакого оптимизма там по этому поводу не было. Тема была Еврорегион, взаимодействие как раз нас, тутошних соседей Северной Европы, и, с той стороны, наших соседей. Так вот, взаимодействие получается - на 91% уходит в песок, то есть в командировки людей, которые дорвались до этих поездок, и на 9% нашли там плюсы. Сайт был сделан в Карелии, который правда никто не смотрит, финско-русский сайт, который никогда не обновляется. Еще что-то в этом роде. И причина, в общем, была названа, кстати, Клебанова не было, но тоже на таком официальном уровне Макаров был (Макаров, сотрудник полпредства президента в СЗФО – ред.). Причина в том, что мы движемся в противоположном с Европой направлении.

И вот даже докладчица Наталья Смородина, я специально ее доклад вытащила, обозначила, что разница в ценностном, культурном коде России и Евросоюза такая, что просто по всем пунктам мы идем в разном направлении. Там действительно строится и информационное, и сетевое, и много еще какое общество. Но мы-то тут причем?

В.И.Шинкунас: У меня тут несколько соображений возникло. Особенно важно соображение по поводу полпредства как центра сетевого взаимодействия. Конечно, неплохо было бы иметь таким центром полпредство, но для этого нужно заменить, по крайней мере, полпреда и весь его штат. Мне так кажется, во всяком случае. Потому что в этой системе координат полпред конечно сетевыми сообществами не занимается. Это совершенно ясно. И я думаю, что заниматься ими уже и не будет никогда. Еще что меня заинтересовало в выступлении, это то, что образуется сеть сетей. По поводу сети сетей, которая состоит из городов, как центров…

Реплика Н.В.Тарановой: Там центры разные. То есть как раз себя так назвали, потому что они объединяют исследовательские и проектные сети, властные круги, города. То есть разнородные сети.

В.И.Шинкунас: В наших условиях, на мой взгляд, сеть сетей может быть организована таким образом, тем более, что у нас отсутствуют нормальные политические партии.

Я хочу вернуться к тому, о чем я говорил много лет назад, о том, что существуют малые группы со взаимными выборами. Чаще всего вот такие группы формируют политические партии. И политическая партия "Яблоко" совершенно очевидно ориентирована именно на такую группу со взаимными выборами. Это так называемые "кокусы" и они считаются по матрице Морено. И даже такое образование как "Мегарегион – сетевая конфедерация" это тоже, по существу, "кокус", но с большим количеством участников. Не 7 – 8, как это обычно бывает, а чуть-чуть больше. Поэтому замена существующих политических партий, политических акторов, видится мне все-таки в создании сети сетей именно из таких эпистемологических сообществ. И тогда они начинают играть не по правилам традиционных межгосударственных отношений, а оказываются над схваткой, над схваткой постсоветской бюрократии с надвигающимся информационным обществом, и в ситуации с новыми правилами игры этого информационного общества, с приближающейся к границам Москвы Европой.

Поэтому, когда я говорю о "Мегарегионе", как сетевой конфедерации, то вкладываю в этот термин создание такой сети сетей из групп интеллектуалов, которая могла бы оказывать какое-то политическое влияние. В конце концов, это совершенно иные правила, по которым сейчас, в принципе, гражданское общество в России может играть на региональном уровне. Сказать о том, что существуют эпистемологические сообщества или сообщества, которые думают об информационном обществе, о том, как сделать лучше, минуя политические партии, я не могу. Я не знаю, где они есть. По крайней мере, в Интернете я не видел таких вариантов.

Во всей России это трудно будет поднять, но на региональном уровне, на уровне укрупненных субъектов федерации, федеральных округов, таких, как Дальневосточный федеральный округ, находящийся вообще в особом положении, и Северо-Западный федеральный округ, развитие таких эпистемологических структур, сетевых структур как сети сетей - это как раз, по существу, новый этап. И вот это, по-моему, реальная оппозиция существующему номенклатурно-государственническому насаждению политических партий, попыткам воспитания молодежи, постоянным попыткам поиска каких-то идиотов, которых нужно научить, полному недоверию к гражданам, которые уже давным-давно не думают иерархическими категориями. Вот, пожалуй, и все!

Ю.М.Нестеров: Мне показалось интересным замечание Владимира Васильевича про то, что общество всегда создает государство соответствующее самому себе вчерашнему. Применительно к России, подумав над вашими словами, я бы это уточнил. Мне кажется, что беда наша в том, что мы создаем государство соответствующее даже не вчерашнему, а позавчерашнему состоянию общества, при попустительстве и равнодушии уже думающего может быть несколько иначе, но никак не проявляющего свою позицию, вчерашнего общества. Это будет длиться до тех пор, пока общество не будет гражданским. Я не большой теоретик, то есть вообще никакой теоретик, к сожалению, мало читающий социологическую литературу человек, и поэтому все мои определения так наивны и рождаются у меня самого. Мне кажется, что гражданское общество… Даю такое определение… Подставляю себя под критику всех, кто является теоретиком по части гражданского общества. Сегодня даю ему такое определение – гражданское общество это общество, где большинство людей осознает связь между своим гражданским, в том числе и политическим поведением, и несет ответственность за принятые в результате решения. Это разумеется не исчерпывающее определение. Для России характерно именно то, что в огромном большинстве общество не видит ни малейшей связи между своим политическим поведением и качеством государства, которое в итоге формирует. По этой причине никто в нашей стране не возлагает никаких надежд ни на губернатора, ни на прокуратуру, ни на суд, ни на другие инструменты власти, то есть государства, кроме одного конкретного человека. И то эти надежды могут рухнуть также мгновенно, как они возродились. И поэтому говорить о том, что если во всем мире существует тенденция вот этими умными словами описываемая, и значит, что эта тенденция приемлема и для России, то это может быть некоторая натяжка, мягко выражаясь.

Действительно какие-то тенденции, скажем в 20-м веке, прослеживались, но существовали одновременно такие чудовищные отступления, амнезии всякие. Скажем, после Второй Мировой войны в государствах совершенно иначе зазвучала демократическая нота, а на Востоке через много лет появилась Кампучия, которая уничтожила треть своего населения. И никакие мировые тенденции на это никак не повлияли. Поэтому рассчитывать на то, что мировые тенденции сами собой нас выведут на какую-то полянку, где будет больше света, чем сегодня, никак не приходится.

И вот как раз может быть то, что связано с полпредством, с этим институтом, мне показалось несколько притянутым искусственно к теме доклада. Потому что тема доклада касалась неких общих тенденций, действительно слабо, на мой взгляд, прослеживающихся или никак не прослеживающихся в современной России. А вот все, что связано с институтом полпредства – это как раз очень убедительное подтверждение именно того, что я сказал. Никакой связи, никакой надежды нет на то, что этот инструмент может хоть какую-то позитивную роль сыграть в будущем. Именно потому, что его возникновение ни малейшим образом не связано с изменениями в общественном сознании, в отношении большинства людей к тому, какой должна быть власть, какими должны быть ее структуры, какими должны быть ее функции. И единственное, что спасет Россию – это долгая просветительская работа и больше ничего. И это все!

В.Е.Ронкин: Во-первых, когда я говорю о полпредстве, хочу предостеречь не только докладчика, но и некоторых здесь находящихся слушателей от того, чтобы придавать слишком большое значение словам. Вот Общественная палата – она не общественная. И это все знают, что общество никакого отношения к ней не имело. Это все равно как, узнав, что лев относится к семейству кошачьих, спокойно зайти в его клетку. При этом Общественная палата даже к семейству этому не относится, к общественному. Это первое.

Второе. Так сказать сопоставление гражданского общества, сетевых структур и информационных технологий – это, мне кажется, тоже не совсем корректно. Первая сетевая структура, которая мне приходит сейчас в голову, это подземная железная дорога в Соединенных Штатах Америки по транспортировке негров, бежавших от своих южных владельцев на север, где им ничего не грозило за этот побег. Это будет типичная сетевая структура, хотя не только радио не было, но у них и газеты-то приходили с недельным опозданием в эти глухие фермы, села и так далее. Тем не менее, люди договорились и сделали большое и благородное дело. И наверно можно поискать и другие сетевые структуры. С другой стороны, по некоторым внешним признакам мы можем рассматривать жителей Новой Гвинеи, племена, ну, скажем, конец 19-го или середина 19-го века, как сетевую структуру. Однако она таковой не являлась, потому что они кушали друг друга. Это второе.

Теперь о государстве. Государство есть не только какая-то общественная организация, необходимая обществу, и так далее, но и сумма чиновников. И здесь возможны тоже сетевые структуры. Не надо видеть государство вне сетевых структур. Например, я недавно читал письма Тютчева. Он пишет своим родителям, что вот он познакомился с супругой Нессельроде (Нессельроде Карл Васильевич (1780-1862) , граф, российский государственный деятель, канцлер (с 1845), министр иностранных дел (1816-56), почетный член Петербургской АН (1833). Сторонник Священного союза. Один из виновников дипломатической изоляции России во время Крымской войны – ред.) и теперь надеется совсем на другое, в министерстве получить более высокий пост. Это, в общем-то, называется сетевая структура, потому что он не по службе пошел к своему начальнику, а пошел именно к супруге Нессельроде. Сетевые структуры тоже нельзя идеализировать.

Значит, государство – это сумма чиновников. Фирма – тоже чиновники. Любая политическая партия – тоже чиновники, любая региональная власть в Штатах – тоже чиновники. Но сила чиновничества убывает, если этих чиновников рубить, не лично чиновников, а структуры рубить на куски, находящиеся в конфронтационных или, во всяком случае, вне подчинения одного другому. Именно поэтому чиновники фирмы противостоят в определенной степени чиновникам государства, чиновники профсоюзов противостоят чиновникам фирмы, а чиновники штатов или областей противостоят чиновникам государства. Значит, когда государство всех чиновников выстраивает в один ряд, то работает только одна сетевая структура – пошел к супруге и договорился! Это второе!

И третье. Государство все-таки выполняет определенную роль. Мы видим, как оно отступает. Когда-то государство заведовало религией, теперь ни одно европейское государство не заведует. Кстати, к вопросу о словах. Название российского государства и европейского государства – там под словом государство понимается настолько разные вещи, что наверно надо было и называть другими словами, просто по традиции. Ну, греки называли греческое государство полис, а восточные – деспотия.

Действительно, государство является, может быть, вчерашним днем, а общественные организации его опережают. Но я хочу сказать, что в любой развивающейся системе есть более консервативные элементы и более прогрессивные. Скажем на биологическом уровне мутации чаще происходят у мужчин, у самцов. Поэтому они первыми приспосабливаются к условиям и распространяют эти приспособительные качества на весь вид. Поэтому действительно необходима наступательная часть футбольной команды и консервативная – защита. Вот все, что я хотел сказать по этому поводу!

Е.И.Варгина: Буквально несколько слов. Я опоздала и прошу прощения, если я скажу что-то, о чем уже говорилось. Мне хотелось бы сделать только такое замечание. Сети, сетевые организации бывают разные. Структуры тоже бывают разные. Разные они бывают, во-первых, по способу их формирования, во-вторых, по цели. По способу формирования сети и структуры могут формироваться снизу, когда люди заинтересованные в решении какой-то проблемы договорились и пытаются ее совместно решить, как, например, в том примере с помощью рабам в Америке. Люди договорились и без государства, вне его и вопреки ему решают проблему так, как они считают нужным. Другой способ формирования сетей и структур – это формирование их сверху самим государством для решения тех задач, которые перед этим государством стоят. Шпионская сеть – это тоже сеть. Соответственно и по цели. Насколько оказываются в данной, конкретной ситуации противоположны цели общества и государства, настолько будут противоположны и цели этих самых сетевых сообществ.

В тезисах доклада на первых страницах говорится, что сетевые структуры расширяют возможности влияния государств на транснациональной арене. Отсюда следует соответствующая цель и соответствующий способ формирования. Если цель, цитирую опять же тезисы, реализация современной российской идеи в интерпретации Путина как достижение конкурентоспособности, то и способы реализации и сами сетевые сообщества, структурированные государством для этой цели, мало похожи на те сетевые сообщества, которые структурируются, создаются обществом для решения более гуманных и более насущных задач. В лучшем случае сети обоих родов существую параллельно друг другу, никак не взаимодействуя. В худшем – государственные структуры и государственные сети могут пытаться подмять под себя негосударственные за счет того, что у них просто больше ресурсов. Мне кажется, что именно эта попытка и осуществляется на Северо-Западе с помощью полпреда. И именно такого рода идеи нашли свое отражение в докладе, о котором сегодня идет речь.

М.М.Лагутин: Сегодня прозвучало очень много выступлений о сетевых сообществах. Я повторятся не буду и скажу следующие вещи. Современная Российская Федерация далека от построения сетевых структур. Нынешнее высшее политическое руководство на сегодняшний момент строит примитивную, прямолинейную пирамидальную систему, которая подразумевает жесткое вертикальное подчинение – это президент, Администрация президента, губернатор, карманные политические партии, карманная Общественная палата и так далее.

Между тем, как в странах Америки, в странах Европы идет построение системных сообществ, системных целей. На сегодняшний момент, мне кажется, что сетевые системы позволяют вести эффективные экспансионистские войны для достижения конкретных задач.

Приведу конкретный пример: «Дорожная карта» Соединенных Штатов Америки. Вы обратите внимание, что эту политику выстраивали прежде всего информационно-аналитические структуры, а в Америке их десятки, сотни. Известный пример – Рэнд Корпорация. Еще один известный пример – Институт имени Альберта Эйнштейна (http://www.aeinstein.org/organizationsb555.html - ред.),  который возглавляет уважаемый Джин Шарп (Gene Sharp - ред.), родоначальник сетевых технологий. И прежде всего совокупность идей, совокупность действий различных государственных структур, разведсообщества, армии, Комитета начальников штабов, Госдепартамента служит достаточной эффективной реализации команды «Дорожной карты».

Причем, что такое сетевые структуры?! Это нелинейная система координат, когда существуют представители разведсообщества, представители чиновничьих структур, представители общественных организаций, представители партий, которые связаны одной общей задачей – продвинуть какие-то свои цели, добиться каких-то результатов. Вот на этом я и закончу!

В.Р.Берман: Теперь я скажу несколько слов. Это будет последнее выступление. Прежде всего, я отношусь с некоторым скептицизмом к вопросу участия государства в сетевом сотрудничестве. Мне кажется, что роль государства в сетевом сотрудничестве либо никакая, либо негативная. Потому что государство скорее может так или иначе помешать этому сотрудничеству в той или иной степени в современном мире все меньше, чем действительно способствовать его развитию. Что касается идеи конкурентоспособности современной России, интересно, что идея эта была высказана на достаточно высоком уровне, но для общества она так и осталась экзотической. А в обществе в основном рассуждают о том, что у России кто-то что-то хочет отнять или не отнять, будь то территория, будь то ресурсы, будь то капиталы, будь то проникновение, скажем, в управление страной. Вот эти мысли в основном и обсуждаются. А чтобы человек не из научных и политических кругов говорил о конкурентоспособности, как-то так мне, по крайней мере, не удавалось встретить.

Далее. Немножко о роли политических партий. Вообще в любом случае политическая партия создается для достижения политической цели, то есть для достижения тех или иных задач через обретение политической власти. Ну и люди, в общем-то, идут в партии, в политику для достижения некоторых политических целей. Партии, как правило, формируются, создаются под определенные политические идеи, под определенные пути изменения развития либо сохранения того, что существует в обществе. Как для человека, так и для партии есть некая дилемма – достижение власти для достижения цели или формулировка цели для достижения власти. Каждый решает это в общем для себя, и человек, и партия. В этом смысле по пути к достижению цели так или иначе крупная партия или серьезный политик вынужден в той или иной степени добиваться популярности. А добиваясь популярности, приходится в той или иной степени идти на популизм. Однако вот этот уровень популизма и уровень действительно попыток достижения определенных результатов у разных случаев разный. И я не думаю, что современные политические партии в этом отношении сильно отличаются от тех, которые возникли еще до демократии, а тем более в демократический период.

Другое дело, что политическая система России неразвита. Следовательно, и партийно-политическая система России неразвита. Здесь мы видим куда больше очевидных эксцессов. Хотя в общем-то аналогичные эксцессы есть и в развитых демократических странах. Неэффективность государства, а в частности вот, скажем, недостижение и даже не приближение на идеологическом уровне к цели конкурентоспособности видимо и способствует тому, что создаются все новые и новые бюрократические структуры. Называется это какими-то формально властными структурами, которые не описаны в Конституции, либо называются они структурами общественными, от этого, в общем, меняется не многое. Это действительно создание государства с целью каким-то образом упрочить свою власть, провести свою политику. Ну, а то, что создаются все новые и новые, понятно почему. Старые недостаточно эффективны. Кроме того, известно, что требуется определенная обратная связь. А при определенном политическом курсе обратная связь не работает. Значит, что-то для этой обратной связи пытаются создать. Создавая бюрократическую структуру, естественно, обратной связи так или иначе не получится. А потом есть еще одно свойство бюрократов и политиков, которые хотят не достигнуть какой-то политической программной цели, а получить место в структуре. И для них очень полезно создание новых структур, потому что иногда бывает, что в старых структурах для них почему-то вдруг не оказалось места. Вот не избрали в Государственную Думу! Не удалось по каким-то странным причинам пройти в Совет Федерации, хотя были предпосылки. Ну, хоть в Общественную палату можно попасть. Оказывается можно! Значит, она нужна не только вышестоящим бюрократам, но и людям, которые хотят найти свое место в структурах.

Ну, а что такое вообще государство и как оно взаимодействует с обществом, результат ли это некого общественного договора или результат превращения кочующего бандита в стационарного, дискуссия об этом до сих пор идет. Спасибо!

Заключительное слово докладчика

Н.В.Таранова: Прежде всего я хочу всех поблагодарить за выступления и сказать, что я не нашла больших противоречий в выступлениях по тезисам доклада. Хотя бы это связано с тем, что говорилось вначале, что вопрос этих сетей очень важно различать вопросы идеологии и техники. К самим по себе сетевым структурам нельзя относиться позитивно или негативно. Что такое сети? Их содержание, как очень хорошо сказал профессор Высшей школы экономики …рьев, содержание сетевой структуры – шум. То есть все зависит от того, как мы интерпретируем, во-первых, этот шум сетевой структуры, или какая идея закладывается в ту или иную сетевую структуру. Как здесь правильно было сказано, что сети разумеется разные, сети это принцип. Это не какая-то структура, которая создается государством или оппозицией. Это принцип действия общества, это структура общества. Другое дело, какие идеи закладываются в ту или иную сеть. Поэтому тут вряд ли можно противопоставлять государство сетям. Здесь вопрос снимается сам по себе. Также совершенно справедливое замечание о том, что тенденция перехода на сетевое общество заметна во всем мире, но какое это имеет отношение к России. Да, это происходит в Европейском Союзе, в США, но Россия очень далека от сетевого общества. Высказывалось это очень многими выступающими. Это именно так! Я на это же и обращала внимание, что в то время, как у стран, с которыми Россия хочет ассоциироваться, Россия хочет занимать то же место, что и эти страны в мировой системе. Быть или самостоятельным центром… Сейчас существует три центра в мировой экономике – США, ЕС, Япония. Быть или самостоятельным центром, по крайней мере, а не каким-либо придатком. Разумеется, что как раз проблема в том, что в то время как вот эти лидеры мировой системы приходят к сетевому обществу, в России этот процесс, с оптимизмом глядя, можно сказать, что начинается. И вопрос, какое это имеет отношение к России. Это имеет к России то отношение, что это представляет для России вызов. И вызов, который требует ответа. Представляется, что сетевые структуры могут восприниматься и должны восприниматься лицами, которые имеют власть, как важные факторы именно влияния государства. В условиях, когда оно сохраняет власть, оно теряет контроль. И как важный фактор сохранения контроля в том числе. Здесь также обращалось внимание на то, что влияние США часто связано с тем, что они очень хорошо усвоили сетевой принцип. Это абсолютно верно! Именно поэтому для российского государства это также является вызовом. И опасения в обществе, о которых тоже говорили в частности, вязанные с тем, что у России хотят что-то отнять или не отнять, это также следствие восприятия какой-то слабости государства, которая в том числе связана с тем, что не воспринят этот очень важный фактор влияния в современном мире. Разумеется, это вопрос терминологии, но суть она остается в том, что переход западных обществ к сетевому обществу является вызовом для России. Таким же вызовом является то, что нефтяные ресурсы исчерпаемы. У России есть другие неисчерпаемые ресурсы, ресурсы интеллектуальные. Но если мы также будем их преподносить их в качестве ресурсов для мира, а не в качестве интеллектуальных продуктов, не научившись на своем историческом опыте, то это будет также новой большой проблемой для России. И дискуссия майстрим, сообществом имеет отношение к российской политической системе именно в этой связи. В той связи, что она представляет собой вызов для российской политической системы. Спасибо!

В.Р.Берман: Уважаемые господа, я благодарю Наталью Владимировну за интересный доклад и выступление. Я благодарю Центр европейской документации в лице Александра Викторовича Изотова, который предоставил нам это прекрасное помещение, в котором собираться очень приятно, и хорошую обстановку. В заключение, я благодарю всех присутствующих, участвовавших и не участвовавших в дискуссии. Всем большое спасибо!

Наверх