Межевич Николай Маратович
Директор Центра трансграничных исследований
факультета Международных отношений
Санкт-Петербургского государственного университета
БАЛТИЙСКИЙ РЕГИОН:
КОНСТРУКТИВИСТСКАЯ СПЕЦИФИКА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИТОГИ
Стартовой предпосылкой анализа
является уверенность в том, что "деградация экономики - это тоже
качественное изменение экономики, возможность которого нужно – в
практических целях надо учитывать. В традиционном представлении,
переход экономики к новому качеству означает и переход ее структуры
к новому, более высокому циклу развития. На самом же деле, если
регионом исчерпаны прежние ресурсы и возможности развития и вместо
них не привлечены новые, не только возможной, но и практически
неизбежной становится деградация структуры народного хозяйства. По
сути, деградация в таком случае становится завершающей стадией
развития - той стадией, на которой прежняя структура прекращает
существование и уступает место для новой структуры, не обязательно
лучшей объективно, но соответствующей новым условиям развития
региона" [1]. Возникает вопрос о возможности управления этим
процессом, причем на региональном уровне. Для этого еще раз надо
вернуться к проблеме верификации понятия регион.
Регион не является только
географической категорией, то есть нельзя отождествлять понятия
"регион" и "территория". Территориальная составляющая является
существенной для любого региона, поскольку является базисом, как его
формирования, так и его существования. Любой регион представляет
собой территорию, но одного территориального компонента недостаточно
для того, чтобы назвать территорию регионом. Необходимой
предпосылкой формирования региона на определенной территории
является наличие специфики экономического, этнографического,
конфессионального, социально-культурного состава. Однако
существует и психологический аспект проблемы. Для формирования
региона мало иметь специфику, необходимо ее позиционировать.
Появление региона связано с идейной и практической
самоидентификацией определенной территориальной общности. По
определению П. Бурдье, социальное пространство – это "ансамбль
невидимых связей, тех самых, что формируют пространство позиций,
внешних по отношению друг к другу, определенных одни через другие,
по их близости, соседству или по дистанции между ними, а также по
относительной позиции: сверху, снизу или между, посредине" [2]. По
словам Бурдье, существует "пространство отношений, которое столь же
реально, как географическое пространство" [3].
Регионализм возможен на
территории, претендующей на определенную экономическую
самостоятельность, подкрепленную или не подкрепленную политической,
этнической, исторической спецификой. Регионализм опирается на
объективную дифференциацию природных и экономических условий, однако
формируется лишь в том случае, если он "оформлен" экономическими
интересами тех или иных групп, как в центре, так и на местах. Таким
образом, автор разделяет пост-модернистская трактовку регионализма
"как вида социальной рефлексии, отталкивающейся от доминирующих на
настоящий момент представлений об идентичности и чувстве
территориальной общности" [4].
Западный регионализм как
теоретическая концепция и хозяйственная практика развивался в иных
условиях, имеет иную природу и ведет к последствиям не характерным
для проявлений регионализма в России. В конце ХХ начале - ХХI
века европейский регионализм стал, прежде всего, ПОЛИТИЧЕСКИМ
ПРОЕКТОМ, а затем инструментом экономического сотрудничества. Такой
регионализм лежит в основе всей европейской интеграции. Европейский
экономический регионализм — это объективный процесс реализации
государственного, административного и международного потенциала
субъектов различных европейских государств, формирования и развития
экономических связей и контактов между ними в рамках и границах
юридических полномочий. Такой регионализм великолепно «укладывается
в следующее определение: Международные отношения – "…все виды
взаимодействий между базирующимися в пределах государства
субъектами, осуществляемые с пересечением государственных границ". (all
interactions between state-based actors across state boundaries)
[5].
Российский экономический
регионализм имеет неустойчивый характер. Его характеризует опора на
исторически сложившуюся пространственную дифференциацию уровней
экономического развития и постоянная эволюция форм территориального
управления и механизмов регионального развития Регионализм в России
имеет двойственную природу. С одной стороны он существует в рамках
действия базовых тенденций мирового развития, с другой — существует
российская специфика, связанная со следующими факторами:
-
возникшими новыми
задачами, связанными с функционированием межрегионального
рыночного и информационного пространства;
-
величиной территории
России и дифференциацией природных условий, пространственным
рассредоточением элементов производительных сил на обширной
территории России;
-
необходимостью проведения
согласованной межрегиональной структурной, инвестиционной,
социальной, внешнеэкономической, финансово-кредитной,
экологической и научно-технической политики.
Как отмечает Л. Фосет,
"регионализация мировой экономики была отчасти продиктована
противодействием государств разрушительным последствиям
глобализации" [6]. Эта позиция разделяется и рядом российских
экспертов, рассматривающих регионализацию как своего рода
глобализацию в ограниченных масштабах [7]. Такая трактовка во многом
уравнивает оценку парадигмы "глобализма-регионализма" в российской и
западной специфике. При этом, очевидно, то, что экономическая модель
региона, как части мирового хозяйства, получает права на жизнь даже
в условиях Российской Федерации. Это связано с тем, что
"Политическое пространство радикально отличается от экономического,
поскольку первое не может существовать без постоянства, без
барьеров, тогда как второе пребывает в непрерывном движении в
зависимости от изменений спроса и предложения товаров и услуг". [8]
Глобальный мир
пост-Вестфальской эпохи с одной стороны демонстрирует деструкцию
государственной идентичности. Сама постановка вопроса об определении
"европейских идентичностей" при котором приоритет отдается уже не
"европейской идентичности" как таковой, но сумме географически
весьма разрозненных, культурно децентрализованных и политически
очень неравных идентичностей"" [9]. При этом современные
международные отношения детерминируется регионализмом, они все более
основываются не на традиционной геополитической совокупности
истории, культуры и традиций и классическом понимании суверенитета,
а на субъективном осознании элитами своих базовых интересов, в
конечном счете, определяемыми экономикой. В результате правящие
элиты готовы пожертвовать "масштабом управления" соглашаясь на
управляющие проекты не государственного масштаба. Этот масштаб может
быть транснациональным, а может и не достигать этого уровня. На
уровне ЕС, стремительно развертывающегося в Балтийском регионе эта
закономерность проявляется через деятельность территориальных,
субнациональных акторов, "…которые надеются укрепить свою автономию
или, по крайней мере, получить право на представительство и оказание
политического влияния в европейских делах. В последние годы
изменение в их пользу соответствующих правил было очевидно. Регионы
(а затем и муниципальные образования) получили признание в качестве
соответствующих политических единиц. Сначала их признание
ограничивалось особой сферой политики, а именно структурной
политикой ЕС. Но сегодня представительство территориальных
коллективных лиц в отдельных государствах-членах стало общим
принципом и получило институционализацию в Комитете регионов" [10].
При этом оформляется и
транснациональный уровень сотрудничества. В результате сегодня
Россия переживает процесс, который можно назвать новой региональной
самоидентификацией. Региональная идентификация - это элемент
общественного и личностного сознания, в котором отражается сознание
территориальной общностью своих интересов как в отношении с другими
общностями своей нации, так и по отношению к территориальным
общностям соседнего государства. Важнейшей функцией
регионального самосознания является поиск путей самосохранения
региональной общности. При этом "регион" понимается как единица, в
которой процессы исторического развития деятельности должны
"замкнуться" на структурах воспроизводства человеческой
жизнедеятельности, культурных форм, природных и трудовых ресурсов.
Становление целостных механизмов и структур воспроизводства рождает
региональные общности различного уровня сложности, которые могут
локализоваться на тех или иных участках территории и соответствовать
определенным массивам природного окружения.
Региональная идентификация - качественная переоценка характеристик
бытия, которая проявляется, в том числе и в выражении новых
требований к организации власти и управления. В системе современной
региональной идентификации действуют две тенденции, влияющие на его
конфигурацию и нередко порождающие конфликтные ситуации. Одна -
тенденция универсализации социальных процессов; следствием её
действия становится формирование нейтральных в отношении
территориально-пространственного деления общества форм социальной
организации, когда осуществляется укрупнение
территориально-пространственных единиц (соединение нескольких более
мелких в одно более крупное), полное или частичное "растворение"
границ мелких территориально-пространственных единиц с передачей их
функций утверждающимся на их основе более крупных единиц.
Другая тенденция,
преобладающая в современной России, - автономизации экономических и
социальных процессов, связанная с фактическим распадом традиционной
экономики. Сегодня в России стремление к автономии свойственно,
прежде всего, не этническим или не (этно-конфессиональным)
сообществам. В современной России региональная идентичность, это
намерение утвердить свои новые формы социально-экономической
самоорганизации. При этом новые формы могут означать возврат к
традиционным типам хозяйствования и реструктуризации форм расселения
советской эпохи. Накопленные в предыдущий период структурные
деформации (гипертрофированное развитие отраслей градообразующей
сферы, отставание градообслуживающих отраслей, не комплексное
социально-экономическое развитие городского хозяйства и т.д.) в
сочетании с трудностями перехода к рыночным основам хозяйствования
требуют поиска новой модели экономического развития. "…национально-государственная
идентичность есть феномен исторический, а значит - преходящий и
переходящий, т.е. эволюционирующий, а порой и трансформирующийся в
точках исторических бифуркаций" [11].
После окончания холодной войны
эволюция экономической и политической ситуации в Европе оказалась
существенно более глубокой, чем на южном фланге исчезнувшего
социалистического блока. Деструкция власти в Албании, экономическая,
политическая и гуманитарная катастрофа в Югославии, характер
экономических процессов в Болгарии и Румынии скорее свидетельствуют
не о движении в будущее, но о возврате в прошлое. Регион Балтийского
моря, отягощенный в прошлом не меньшим грузом наследия блокового
противостояния, чем Средиземное преодолел 90-е годы с качественно
меньшими экономическими потерями и что более важно с существенными
приобретениями. В качестве бесспорных достижений экономического и
политического развития Балтийского региона назовем следующие:
-
проблемы безопасности в
регионе актуальны в основном на уровне мягкой безопасности,
предусматривающей не потенциальную готовность к войне, а
необходимость бороться с терроризмом, наркотрафиком, решать
экологически проблемы;
-
регион в целом
характеризуется высоким уровнем межкультурных коммуникаций и
конфессиональной толерантности;
-
уровень, характер,
качество развития демократических институтов в восточной Балтике
здесь в наибольшей степени соответствует стандартам
объединяющейся Европы;
-
в пределах
рассматриваемого пространства региональные власти и особенно
местное самоуправление активно заявляют о себе в демократических
процессах и экономическом реформировании;
-
экономические показатели
свидетельствуют здесь о сокращении внутрирегиональных различий в
уровнях и качестве жизни населения.
Возникает закономерный вопрос,
в связи с чем характер развития Балтийского региона стал качественно
иным, чем в Юго-Восточной Европе.
Первая версия может быть
охарактеризована как экономическая. Она будет связана с указанием на
более высокий уровень жизни в конце 80-х годов на Балтике, чем на
Адриатике и Черном море. Однако это не совсем так. Республики
Югославии (Словения, Хорватия, Сербия) с большим основанием могли
считаться "витриной социализма" чем ГДР, Болгария по душевому ВВП
превосходила наиболее развитые Прибалтийские республики СССР.
Вторая версия предполагает
признание за балтийским побережьем статуса изначально исторически
бесконфликтной зоны, лишенной военных, экономических и
этнокультурных противоречий. В подтверждении этой версии указывается
на Балканские войны, и цитируется известное утверждение о Балканах
как пороховой бочке Европы. Однако воевали между собой не только
"братья славяне" но и братья скандинавы. (Вспомним датско-шведскую
борьбу за политический контроль на Балтике.) Германо-польские
отношения, равно как и русско-польские, русско-германские в
комментариях не нуждаются. Короткий период финской независимости был
ознаменован двумя войнами с Россией и одной с Германией. Причем две
последних прошли без перерыва. Таким образом, разве, что Эстония не
воевала с Латвией. Все остальные участники политического процесса на
Балтике веками жили в условиях конфронтации. Более того,
политические проблемы, связанные с правами некоренных жителей
Эстонии и Латвии, или не очень корректная конкуренция в области
транзита нефти не перешли здесь в область истории. Таким образом, и
эта версия не выдерживает критики.
Тем не менее, характер
международных отношений на Балтике действительно оказался несколько
отличным от базовой тенденции мировой политики.
Государственные интересы на
Балтике оказались более стабильными, чем сами государства в его
конкретных "сиюминутных" названиях.
Контуры современного
внешнеполитического курса в этом регионе можно проследить уже в
политике Новгородской феодальной республики. Именно там в процессе
взаимодействия с другими государствами и государственными
образованьями сформировались основные принципы, главные подходы к
международному сотрудничеству:
1. В договорах Новгорода с
Ганзейским Союзом, начиная с Х11 века, четко регламентировались
правила взаимной торговли, правосубъектность торговых складов и иных
объектов, режимы охранных грамот, и т.д .
2. В договорах Новгорода и
Ордена детально описывается линия государственной границы, т.е.
прослеживается тенденция к договорно-правовому оформлению
территориального разграничения.
3. Договорная база отношений
Новгорода и Ордена содержала детальную регламентацию вопросов обмена
пленными, ограничения военных действий в отношении отдельных групп
населения, иммунитете послов.
Таким образом, уже в период
существования Новгородской феодальной республики во многом под
влиянием западных партнеров на Руси сформировались устойчивые
представления о системе международных отношений, в том числе и в
экономической сфере. Историческое значение балтийского и
скандинавского направлений в политике русского государства
определяется тем, что политический процесс на этом направлении не
прерывался с Х11 века, даже в период феодальной раздробленности и
татаро - монгольского господства.
Второй важнейшей особенностью
российской политики на Балтике была ее сильная "экономизация". На
этом пространстве приоритеты экономического сотрудничества еще в
Х11-Х111 веках оказывались сильнее идеологии территориальной
экспансии.
Третьей важной особенностью системы международных отношений в этом
регионе являлось большое число участников и небольшая по размерам
территория, причем эта тенденция сохраняется до настоящего времени.
Главной причиной очевидного
успеха Балтийского региона Европы связаны с тем, что окончание
"холодной войны" привело именно здесь к возникновению качественно
нового типа территориальной общности — трансграничного региона,
причем он мог одновременно включать в себя в качестве акторов как
государства, так и отдельные земли государств, что подчеркивает
гетерогенность трансграничного региона в плане составных частей. При
этом важнейшим компонентом трансграничного региона выступают сети
многочисленных каналов и связей между этими акторами. Количество
субрегиональных связей и сетей, связанных как с национальными, так и
региональными интересами торпедирует формирование нового качества
регионального сотрудничества. Успешное взаимодействие различных
учреждений стимулировало процессы трансформации в этом европейском
субрегионе. Эти учреждения, обладающие различными функциями и
инструментами, следует рассматривать как элементы "новой
архитектуры" Европы. При этом важно отметить, что эта архитектура
будет опираться не на принцип однородности, то есть членства всех
государств во всех учреждениях; скорее всего мы будем иметь дело с
различными сочетаниями различных элементов – в соответствии с
конкретными предпосылками.
Процесс ограничения суверенитета стран объективен, и все больше
зависят от международных и региональных организаций (Европейского
союза, АСЕАН, ОПЕК, АПЕК, МВФ, Мирового банка, ВТО и самой крупной
из них – ООН.) Кроме них, есть огромное количество многонациональных
и негосударственных образований, таких как транснациональные
корпорации, торговые союзы, организации по защите окружающей среды.
Эти структуры оказывают все большее влияние на внешнюю политику
стран. Именно поэтому в современных условиях Балтийского моря
прослеживается ограниченность прежнего понимания политики как
реализации некоего жесткой государственной внешнеполитической линии.
Внешнеполитическая сфера превращается во все менее автономную
область жизни, замыкающуюся на многообразные интересы социальных
акторов различного уровня. Данные акторы автономны, но в то же время
взаимозависимы, а их интересы при всем своем разнообразии имеют
общую сферу пересечения. Сетевая организация региона возможна в том
случае если акторы могут подключиться к институциональным каналам
политического участия, сформировать актуальную для территории
проблему. Критерий "ответа" – эффективное регионостроительство т.е.
изменение конфигурации структуры политического и экономического
пространства. Тем не менее, и в этом регионе практика
регионостроительства 90-х годов ХХ века не отменила традиционные
факторы формирования государственной внешней политики: историю,
географию, культуру. Именно поэтому подход конструктивистов к
анализу мировой политики ориентированный на специфику восприятия и
интерпретации участниками политических процессов оказывается
недостаточно эффективным для организации практической деятельности.
Приведем некоторые примеры.
После создания Совета государств Балтийского моря в 1992 году
Норвегия, во многом в противовес идеологии "балтийского
сотрудничества", выдвинула инициативу создания Баренцева
Евро-арктического региона, включающего Северные страны и Россию.
Активная политика Германии, направленная повышение роли регионов в
Европе и снижение значения границ часто вызывает озабоченность в
регионе. Именно этим объясняется сдержанное отношение стран Балтии и
даже Северных стран к инициативе начала 90-х "Новая Ганза". В
результате один из исследователей балтийского сотрудничества Х.
Клюттер справедливо отмечает: "Сегодня Балтийский регион
экономически раздроблен на 3 части: страны региона, входящие в ЕС,
Норвегия и восточные государства, не вошедшие в ЕС. При этом следует
заметить, что самый крупный по числу жителей центр, Санкт-Петербург,
пока довольно слабо интегрирован в экономику региона. Если бы были
найдены какие-то меры для интеграции или ассоциации северных
регионов России, то речь шла бы не о 6%, а о 10-15% доли
Прибалтийских стран в ЕС" [12]. Возникает вопрос о причинах этого
положения. Очевидно то, что общие разговоры о "балтийской" или
"северной" идентичности не мешают практике жесткой конкуренции в
Балтийском море.
Тем не менее, существование
трансграничного региона в масштабе Балтики бесспорно и связано с
двумя плоскостями сотрудничества: межгосударственной и
межрегиональной, причем региональная интеграция наилучшим образом
достигается как раз на субрегиональном уровне. Это происходит в том
случае, если эти субрегионы действительно являются акторами
международного экономического сотрудничества, т. е. обладают
возможностью независимо от своих государств устанавливать
трансграничные контакты. Естественно, что при этом регион опирается
на те или иные конкурентные преимущества.
Балтийский регион не есть
территория естественно сложившаяся и изначально оформленная (таким
свойством обладают внутригосударственные регионы). Обычно
"естественность" того или иного трансграничного региона доказывается
либо сходными географическими или культурными параметрами, которые
"естественно" отделяют этот регион от соседних территорий, либо
трансграничный регион первоначально появляется как политический
проект или идея, но в дальнейшем он "оформляется" экономическими
связями. Иными словами Балтийский трансграничный регион в течение
длительного времени может быть первоначально искусственным
образованием. Однако в дальнейшем он обязан принять те очертания,
которые обеспечивает хозяйственная практика. Зарождаясь искусственно
как политический проект, постепенно трансграничный регион
приобретает реальные экономические очертания. Построение региона
возможно на базе взаимного экономического интереса как стартовой
точке, т.е. той области, сотрудничество в которой казалось наиболее
естественным и актуальным для всех сторон, участие которых было
выгодно авторам проекта. Вполне понятно, почему стартовой площадкой
трансграничного сотрудничества на Балтике должна стать экономика.
Действительно, трудно было найти более подходящий и приемлемый для
всех катализатор сотрудничества, свидетельствующий о необходимости
трансграничного региона.
Важным препятствием на пути
формирования трансграничного региона являются продолжающиеся
трансформации экономики в восточной части Балтики. Под
трансформацией понимается такое изменение условий, при котором
централизованная и директивно управляемая экономика, преобразуется в
рыночное хозяйство. В условиях глобализации экономики возрастает
значение успеха регионального проекта организации и управления
межтерриториальным развитием общества. Во многом из-за отсутствия
согласованной региональной политики ускоренная трансформация на
Балтике сопровождается дифференциацией регионов на богатые и бедные.
Авторитетные центры принятия решений все более смещаются из самого
Балтийского региона. При этом "периферия, как зависимая территория,
контролирует, в лучшем случае, только свои ресурсы и испытывает
влияние случайностей даже на дальних рынках; она изолирована от всех
других регионов, кроме центрального, и в меньшей степени содействует
коммуникационному потоку внутри территории; обладает незначительным
культурным потенциалом, который фрагментарен и ограничен и не
преобладает на политически определенной территории. Во всех этих
сферах периферия зависит от одного или более центров…." [13]. Можно
добавить: одним из таких центров является Брюссель, но другой вообще
находится за океаном. При этом центр обычно контролирует объем
сделок между владельцами ресурсов на всей территории; он ближе, чем
любая другая точка, к богатым ресурсами зонам внутри территории; он
способен доминировать над коммуникационным потоком через стандартный
язык и ряд институтов для регулярных совещаний и представлений.
Естественно, "территориальная ткань страны, сшитая лишь из
вертикальных связей, оказывается весьма неплотной и непрочной" [14].
Динамичные центры, районы вытесняют часть функций на другие
территории, а сами ускоряют у себя инновационные процессы, сохраняя
за собой мощные ресурсы конкурентоспособности на уровне
национального и международного разделения труда. Это имеет
непосредственное отношение к наращиванию или снижению международного
(в целом) и трансграничного (в частности) потенциала территории. При
этом Балтийский регион как целое может оказаться разорванным. Это
уже видно по контексту споров из-за транспортной инфраструктуры и
нефтетранзита. В этом случае регион будет расчленяться на локальные
центры и суб-центры экономической активности и физическое
пространство, т.е. пространство сегрегируется. Это серьезная
экономическая опасность, которую надо предвосхищать на политическом
уровне. Подведем промежуточные итоги: в конце ХХ начале - ХХI века
Балтийский регионализм стал, прежде всего, проектом регионального
развития, сформированным в политической сфере, однако в настоящее
время необходимо переходить к практике экономического
сотрудничества. Такой регионализм лежит в основе всей европейской
интеграции. Балтийский регионализм должен стать частью европейского
экономического регионализма как объективного процесса реализации
государственного, административного и международного потенциала
субъектов различных европейских государств, формирования и развития
экономических связей и контактов между ними в рамках и границах
юридических полномочий.
При этом доказательством
постепенного конструирования реального трансграничного региона
является существование наднациональных и региональных институтов,
служащих как институциональный костяк. Приграничные институты двух
стран представляют собой форум для регулярных встреч участвующих
акторов, и выработки совместных решений. Таким образом,
конструирование международного трансграничного региона есть основной
источник экономической взаимозависимости в регионе. При условии
интенсивных экономических связей, и при слабой политической
организации, для реального существования региона наличие интенсивных
связей не достаточно. Необходимы региональные институты, причем
выживаемость региона, уровень его интеграции находятся в прямой
зависимости от степени прочности этих институтов. Важным вопросом
является также определение, какого уровня институты необходимы. На
наш взгляд, две плоскости сотрудничества трансграничных регионов
предполагают необходимости существования как минимум двух
региональных институтов: на государственном и субрегиональном
уровне. Кроме того, существование этих институтов имеет смысл только
в том случае, они объединяют реальных акторов трансграничной
экономической системы. Регион может называться реально существующим,
если он формирует организационную основу для политики внутри региона
по спектру вопросов. Иными словами, наличие региона (а также его
очертания) можно определить по числу программ и проектов и
инициатив, исходной точкой которых является этот регион. Этот
подход, на наш взгляд, также удобен для выяснения действительной
формы трансграничного региона.
В самой общей форме факторами,
обуславливающими притяжение региональных субъектов, являются:
-
политические выгоды,
получаемые от взаимного сотрудничества;
-
необходимость объединения
для достижения поставленных задач;
-
идентичность, которая
может выражаться в объединении по национальному признаку;
-
общая история или ее
ключевые элементы;
-
географический фактор, на
основе которого происходит объединение территориальных субъектов
в регион.
Российская региональная
политика в условиях сосуществования двух противоположных эффектов
глобализации должна быть качественно перестроена. Мировая унификация
требует от региональной политики в России разработки как неких
типовых схем "работающих" в масштабе страны или заимствования
методик ЕС (К примеру, схем расчета границ депрессивных районов или
правила действия ЕФРР). С другой стороны, регионализация ведет к
формированию граничных областей в глобальном пространстве, как
изолированных от позитивного воздействия глобализационных процессов,
так и являющихся его локомотивами. В этом контексте российская
региональная политика должна быть приспособлена не только к местным
условиям внутри страны, но и условиям ближайшего
политико-географического окружения.
Можно выделить несколько общих
причин повышения актуальности проблем межтерриториального
сотрудничества и исследований регионального экономического развития
в контексте приграничного сотрудничества:
1) потребности формирования
единого, нового экономического пространства страны при объективном
развитии внешних связей возводят проблему соотношения внешней и
внутренней торговли в ранг приоритетной, и требуют изучения новых,
объективных закономерностей регионального развития, формирующиеся в
условиях трансформирующейся экономики;
2) осуществляемые
экономические реформы приводят к существенному изменению
территориальной структуры экономики, при этом механизмы
экономического управления территориальным развитием, адекватные
новым условиям, в достаточной степени не выявлены как в целом, так и
для пограничных областей (республик);
3) не сложилась целостная
система управления региональным развитием. Традиционные и новые
механизмы региональной политики существуют в различном правовом
поле, и в рамках реструктурируемого экономического пространства. Их
не регулируемое взаимодействие приводит к углублению экономической
дифференциации;
4) в структуре механизмов
региональной политики важное значение приобретают факторы
территориального управления экономическим развитием не связанные с
национальным хозяйственным механизмом;
5) глобализация мировой
экономики по-разному проявляется в субъектах Российской Федерации.
Российская региональная
политика в пространстве Балтийского моря должна быть тесно увязана с
внешней политикой страны. Регионы России давно ищут своё место не
только в политической и экономической системе своей страны, но и
активно интегрируются в системы регионального сотрудничества,
развертывающиеся по всему периметру границ: от
Баренцево-Евро-Арктического региона, до "двойных городов"
Благовещенск - Хйэхе. Формой обеспечения такой связи является
трансграничное сотрудничество, понимаемое как форма международных
отношений соседствующих или территориально близких регионов двух и
более стран, связанных общими экономическими и/или политическими
целями и опирающихся на общие интересы.
Трансграничное сотрудничество даёт возможность приграничным
субъектам РФ и даже органам местного самоуправления позиционировать
себя как транзитные регионы и соответственно развивать экономику, а
также повышать свой неформальный статус в
территориально-политической системе страны. При этом местные и
региональные власти фактически становятся новыми акторами на
международной арене.
Фрагментация мирового
политического пространства способствует тому, что территории
становятся sovereignty-free actors и вступают на
международной арене с собственными интересами и стратегиями, как,
например Карелия или весь СЗФО. Сегодня регион, с одной стороны,
фактически признанный элемент системы международных экономических
отношений, которая складывается в крупных политико-географических
зонах.
Еще лучшие представители
русской послереволюционной эмиграции рассматривали вопрос об
экономических последствиях, деструкции экономического механизма
Российской империи и создания на ее территории государственных
новообразований, предлагая достаточно актуальные и сегодня критерии
оценки хозяйственного развития. Оценивая роль внешних факторов в
экономическом развитии новой, Советской России, такие авторитетные
промышленники как А. Гучков и П. Рябушинский, указывали, что
качество хозяйственного развития можно оценивать с трех сторон: "С
точки зрения интересов центра, с точки зрения интересов наших окраин
и, наконец с точки зрения интересов мирового хозяйства, для которого
не безразлично... насколько создавшиеся в той или иной обстановке
условия благоприятны для производства" [15].
Экономическая реальность,
вызванная процессами регионализации экономики такова, что если
отдельные регионы не начнут самостоятельного движения к участию в
мировом рынке, Россия никогда не займет в нем достойного места. При
выработке внешнеэкономической стратегии России в силу ее огромного
пространства неизбежно приходится прибегать к анализу, оценке
экономического потенциала отдельных территорий, в том числе их
внешнеторговой составляющей. Либерализация торговли имеет
дифференцированные последствия для различных регионов. Выигрывают в
основном регионы — экспортеры конкурентоспособной продукции,
пользующейся устойчивым внешним спросом (нефти, газа, металлов,
алмазов и т.п.), а также крупные торгово-посреднические центры
(Москва, портовые города). В трудное положение попадают регионы, в
которых местные производства испытывают конкуренцию со стороны
импорта или сильно зависят от дорогого импортного сырья (например,
"текстильные" районы).
Принципиальной особенностью российского пространства является также
внутриматериковое размещение ключевых экспортных производств. Более
60% экспортного потенциала размещается на расстоянии 3-4 тыс. км. от
европейских и дальневосточных границ. Только около 15% экспортного
производства находится в приграничных районах. Такого рода
"перевернутая модель" размещения экспортного производства из-за
больших транспортных затрат объективно понижает его доходность и,
учитывая ценовые колебания на мировых рынках, увеличивает риски для
бюджета. Унаследованные свойства российского пространства -
глубинность, разреженность, периферийность - безусловно, затрудняют
рыночную трансформацию. Слабое развитие инфраструктуры при низкой
плотности населения и хозяйства, территориальный разрыв между
производством предметов труда и предметов потребления, сезонность
деятельности многих российских производств объективно удорожают
экономический оборот и обусловливают повышенные потребности
хозяйства в оборотных средствах.
Большая часть приграничных
территорий России менее развита и экономически более депрессивна,
чем схожие по характеру и уровню развития глубинные территории.
Уровень безработицы на этих территориях в среднем в 1, - 2 раза выше
среднего показателя по России, а уровень доходов населения примерно
во столько же раз ниже среднероссийского показателя. Классический
пример подобной территории – Псковская область.
На сегодняшний день
большинство приграничных районов представляют собой не фактор
развития трансграничных связей, а препятствие для вхождения России в
мировую экономику. Повсеместна низкая плотность пограничных
переходов и их недостаточное качество, слабое развитие инженерной
инфраструктуры. Немало сложностей доставляет и низкая техническая
оснащенность большинства пропускных пунктов. Это увеличивает
транспортные издержки, влечет за собой материальные потери в виде
понижения доходности внешнеэкономической деятельности,
конкурентоспособности экспортных товаров. В конечном итоге,
сокращаются поступления в бюджет региона и государства. Проблема
транспарентности границ для экспортных товаров имеет стратегическое
значение для экономики России. В условиях, когда большинство крупных
экспортеров расположены на удаленном расстоянии от границ вопросы
коммуникаций в приграничных регионах, также относятся к вопросам
первоочередной важности.
Участие в международном разделении труда становится одним из
важнейших факторов экономического развития. Эксперты отмечают, что
развитие рациональных внешнеэкономических связей, включая
производственно-кооперационные связи, позволяет приграничным
регионам России сформировать единое экономическое пространство с
сопредельными территориальными образованиями и без дополнительных
инвестиций увеличить производство продукции в базовых отраслях более
чем в 1,3 раза, снизить суммарные затраты на производство
электроэнергии на 20%, в металлургии - на 15%, в машиностроении - на
20-25%. [16]. По прогнозам Минэкономразвития более 12% экспорта
России будет проходить через Северный и Северо-Западный
экономические районы. Северный и Северо-Западный районы сохранят
экспортную специализацию на продукции черной и цветной металлургии,
машиностроения, деревообработки. Безусловно, это будет
способствовать экономическому развитию региона.
Однако, сказанное не означает
того, что региональное международное сотрудничество является
универсальным средством решения проблем субъектов федерации. Оно
способно приносить не только положительные результаты, но и
превращается в своеобразный наркотик. В ряде случаев формируется
жесткая зависимость характера экономического развития региона от
внешних факторов. Под это сотрудничество не только перекоммутируется
инфраструктура, создаются заводы, разрабатываются технологии.
Возникает парадоксальная ситуация: уже осознанно готовятся кадры для
различных, но вполне конкретных форм приграничного сотрудничества и
при этом в стране не ставится вопрос о качестве и количестве кадров
для внутреннего рынка.
Ключевым фактором, определяющим специфику приграничных районов как
социально-экономических систем, является существование внешних
воздействий. Эти внешние воздействия измеряются в тех же единицах,
как и региональное развитие национальной экономики. Разница
заключается в том, что внешние воздействия не управляемы из центров
принятия решений в самой России. Сказанное не означает того, что
перехват управления может привести только к негативным последствиям.
Практика экономического развития Приморского края свидетельствует о
том, что даже такая критикуемая форма приграничного сотрудничество
как челночная торговля позволила избежать масштабного кризиса в
1990-1992 и 1998 гг. Вариант Карелии подсказывает еще один вывод -
формирование зависимости может носить характер долговременной
тенденции. Пример – Смоленская и Брянская области граничащие с
республикой Беларусь. В первой, доля товарооборота с Беларусью –
96%, во второй – 40%, соответственно душевой ВРП в Смоленской обл. в
1,4 раза больше, чем в Брянской обл. Или взять три области,
граничащие с Украиной: Белгородскую, Воронежскую и Курскую, где доля
товарооборота с Украиной составляет: 74,7%; 38,1 и 65%. В
Белгородской области (с наибольшей долей приграничных связей)
уровень душевого ВРП Курской области, мало вовлеченной в
приграничные связи превышает – в 1,21 раза, а Воронежской – в 1,32
раза. [17].
Близость к границе и низкие
транспортные расходы усиливает "теневую экономику". Склонность к
извлечению выгод лишь из своего географического положения приводит к
тому, что "значительная часть экспортных и импортных грузов лишь
проходит через территорию регионов, но никак не перерабатывается в
их пределах" [18]. Проблема заключается в том, что модель экономики
приграничного района определяется не только характером национальной
экономики, но и спецификой внешнего воздействия. Сотрудничество с
Финляндией ведет к формированию сырьевой зависимости от
внешнеэкономических партнеров. Вместе с тем, первичная переработка,
а в ряде случаев и сертификация сырья сосредотачивается в
приграничных регионах. Закономерно развивается и инфраструктура,
замыкаясь на связь пунктов переработки и КПП на границе. При этом
территориальное единство собственно российских территорий не
обеспечивается.
Классический пример – Карелия.
Сегодня вся экономическая жизнь Карелии держится на торговле лесом,
транзите леса и сфере обслуживания ориентированной на внешние
потоки, понимаемые широко: от челноков до региональных экспортных
компаний. Финляндия в такой степени сориентировала экономику
Карелии, что потоки леса из других субъектов Северо-Запада и даже
Сибири проходят обработку и сертификацию в той же Карелии. Сегодня
Карелия теснее связана с Финляндией, чем с Россией. В 2001 году ее
внешнеторговый оборот вырос на 4,2% и составил 785,3 млн. долларов.
При этом доля экспорта увеличилась на 9,6% и достигла 643,2 млн.
рублей, а доля импорта, наоборот, сократилась на 14,6% и составила
142,1 млн. долларов. За пределы республики отправляется более
половины ее валового продукта. [19].
П.В.Дружинин дает следующую
оценку указанного явления: "В Российскую Федерацию вывозится менее
20% производимой в Карелии промышленной продукции. Примерно 30%
потребляется в республике (электроэнергетика, машиностроение,
лесозаготовительная, деревообрабатывающая, стройматериалов, легкая,
пищевая, полиграфическая и прочая). Причем доля вывозимой в Россию
продукции в реальности меньше, так как часть продукции
экспортируется фирмами других регионов" [20]. Сложность ситуации
характеризует следующая статистика: "Доля межрегионального оборота
по отношению к ВВП, по экспертным оценкам, составляла в 1990 г. 22%.
В 1994 г. она снизилась до 16%, а в настоящее время составляет
примерно 12-14%, что значительно меньше доли межстранового
товарооборота внутри ЕС." [21].
Таким образом, важнейшим
вызовом для России станет влияние внешних факторов на региональное
развитие. Готовы ли мы к нему? "Тенденции регионализации и
интеграции, — отмечал еще в 1994 г. академик РАН А. Гранберг, —
конечно, противоречивы. Не исключено вырождение регионализации в
региональный сепаратизм, разрушающий смысл реформы как
общероссийской". [22]. Вероятно, именно так может быть определена
предельная точка допуска при извлечении экономических и политических
дивидендов связанных с трансграничным сотрудничеством.
1. Агафонов Н.Т., Исляев Р.А.,
Литовка О.П. Государственная стратегия регионального развития
России: смена парадигмы территориальной организации общества СПб
1998 с.21
2. Бурдье П. Начала. M., 1994.
с. 185
3. Бурдье П. Социология
политики. М., 1993.с. 60
4. Российские регионы как
международные акторы // Аналитический доклад, Под. ред. А.С.
Макарычева Нижний Новгород, 2000, с. 7
5. Evans G., Newnham J.
Dictionary of International Relations. London, 1998. P. 274
6. Fawcett L. Regionalism in
Historical Perspective // Regionalism in World Politics. Ed. By
Fawcett L. And Hurell A.-Oxford University Press, 1995. – p. 26.
7. Долгов С.И. Глобализация
экономики. Новое слово или новое явление. М., 1998. С. 13.
8. Моро-Дефарж Ф. Введение в
геополитику М. 1996. c.106
9. Казаюс Ж. Европейская
идентичность // Европейская интеграция: современное состояние и
перспективы Мн. 2001 с.302
10. Колер-Кох Б. Эволюция и
преобразование европейского управления // МЭиМО 2001. № 7. С. 47.
11. Мельвиль А.
Внешнеполитическая терапия "по Dr. Путину" // Космополис №1. Осень
2002
http://www.rami.ru/cosmopolis/archives/1/melville.html
12. Клюттер Х. Страны
балтийского региона: как новая периферия объединенной Европы //
Региональное развитие и сотрудничество №3 2001 с.4
13. Rokkan Stein, Urwin Derek
W. Introduction: Centers and Peripheries in Western Europe // The
Politics of territorial Identity. Studies in European Regionalism. -
Edited by Stein Rokkan & Derek W. Urwin, 1982, SAGE publications,
London, Beverly Hills, New Delhi. - P. 5.
14. Смирнягин Л. Типология
региональных конфликтов в современной России // Эволюция
взаимоотношений центра и регионов России: от конфликтов к поиску
согласия. - М., 1997. - С. 16.
15. Труды общего съезда
представителей русской промышленности и торговли в Париже.
17—23 мая 1921 г.// Общественная мысль за рубежом. Январь-февраль
1992 с. 60
16. Вашанов В.А.
Совершенствование производственно-хозяйственных связей регионов
России и СНГ. // Официальный сервер управления международных и
внешнеэкономических связей администрации Оренбургской области.
http://www.oblves.orb.ru/
17. Вашанов В.А.
Совершенствование производственно-хозяйственных связей регионов
России и СНГ // Официальный сервер управления международных и
внешнеэкономических связей администрации Оренбургской области.
http://www.oblves.orb.ru/
18. Артоболевский С. Западные
регионы в российском социально-экономическом ландшафте // VI World
Congress for Central & East European Studies. - Tampere, 2000. - P.
38
19. Поташов В. На двух ногах
Эксперт СЕВЕРО-ЗАПАД.. №11 (72) 18 МАРТА 2002 г с.42
20. Дружинин П.В. Проблемы
развития экономики северного приграничного периферийного региона
http://www.krc.karelia.ru/krcras/ies/rus/Publish/druzinin01.html
21. Региональное развитие:
опыт России и Европейского Союза // Под ред. А.Г. Гранберга М. 2000
с.78
22. Гранберг А.Г. Региональная
экономическая политика в стратегии реформ; Теоретические проблемы
региональной политики и региональное реформирование. СПб., 1994. Кн.
1. С. 17.
Публикуется с разрешения
автора
©Межевич Н.М. 2003
