МЕГАРЕГИОН  -  СЕТЕВАЯ  КОНФЕДЕРАЦИЯ

Введение Мегарегион Структура Контакты На главную
Путь к проекту Аналитики Этика Биографии Гостевая книга
О проекте К списку статей Условия участия Ссылки Стенограммы

 Статья доктора философских наук Григория Львовича Тульчинского

 

Г.Л.Тульчинский

Глобализация и разнообразие культур - все еще только начинается

Причины и перспективы противостояний в современной цивилизации

1) Глобализация – результат встречи Иерусалима и Афин?

Разговоры о “диалоге культур”, “цветущем разнообразии культур”, “культурной интеграции” и т.п. всегда казались мне несколько романтичными и даже комичными. Культуры бывают разные и во всем своем разнообразии обладающими удивительно универсальной динамикой развития, связанной с возникновением, стадиями роста, стабилизации и угасания. [1]

Некоторые такие закономерности были рассмотрены ранее [2] – прежде всего, в плане динамики “горячей” и “холодной” стадий развития и состояния культуры. Такое рассмотрение ограничивалось рамками европейской цивилизации, объясняя противостояние национализма и либерализма в ее рамках.

Насколько универсален такой подход? Насколько обоснована достаточно традиционная трактовка глобализации как торжества христианской по истокам европейской цивилизации в ее наиболее успешном – американском – исполнении?

Цивилизационный прорыв, определяющий лицо современного мира, все его достижения, перспективы и проблемы неспроста произошел именно в христианской Европе. Практически все основные идеи и открытия, необходимые для такого цивилизационного старта уже имелись в культурах Египта, Индии, Китая. Но прорыв произошел именно в Европе. Факторов, обусловивших это, великое множество, но есть главный, решающий. Это “встреча Афин и Иерусалима” - синтез двух великих идей: иудео-христианского монотеизма и греческой логики.

Действительно, сознание того, что мир сотворен единой волей по единому разумному замыслу, и что человеку даны интеллектуальные средства и способности постижения этого замысла, Логоса как рациональной идеи, мысли, закона мироустройства - ключевой момент для понимания, почему именно в лоне иудео-христианской традиции стали возможны возникновение научных методов, научно-технический прогресс. Сначала как оттачивания логического инструментария в теологических спорах, изощренного анализа и толкования священных текстов. Затем пришло осознание возможности вопрошать не только тексты, но и саму природу, пытать ее (о-пытное знание). Неспроста возникновение науки, scientia, как опытного знания, и разгул Инквизиции, охота на ведьм - процессы одновременные.

Важной промежуточной стадией стал деизм, согласно которому творец единовременно запустил мир, который в дальнейшем уже развивается сам по изначально установленным законам. Отсюда оставался уже только один шаг до отбрасывания “гипотезы Бога” и перехода к деятельности не только познавательной, но и преобразовательной. Со всеми вытекающими из этого последствиями: от грандиозных научно-технических достижений до экологических катастроф и нравственного человекобожеского самозванства.

Можно по-разному идентифицировать эту цивилизацию - как фаустовскую, как прометеевскую, как Abendlandes и т.д. - но факт налицо - ее содержанием является именно идея рациональности во всех ее проявлениях и коннотациях от разумности до эффективности, иначе говоря, - слова и дела. Эта цивилизационная установка с самого начала воспринималась неоднозначно и неоднократно подвергалась критике: за персонализм свободы и собственности, за формализм права, за пафос самозванного преобразовательного насилия рационалистического активизма. [3] В процессе этой критики оформились идеи либерализма, демократии, толерантности, справедливости.

Так или иначе, но эта, возникшая в лоне христианства, цивилизация оказала существенное влияние и на другие культуры, связанные с другими религиями: исламскую, буддистскую, конфуцианскую, индуистскую, синтоистскую. Более того, эта многократная рецепция породила ряд цивилизационных альтернатив и перспектив, на которые и хотелось бы обратить внимание в данной работе. Дело в том, что некоторые из таких альтернатив и перспектив уже в ближайшее время потребуют достаточно внятную оценку, поскольку последствия их развития выглядят весьма нетривиально, если не серьезными вызовами и испытаниями европейской цивилизации.

2. Субъектные и бессубъектные цивилизации

Для начала хотелось бы обратить внимание на одно нетривиальное типологическое различие. Речь идет о различении, в зависимости от религиозно-мировоззренческого фактора и соответствующей религиозной ментальности, субъектных и бессубъектных культур. [4] К первым относятся западное христианство, православие и иудаизм. Ко вторым – ислам, индуизм, буддизм, конфуцианство и синтоизм.

Роль монотеизма в становлении европейской науки, как уже выше отмечалось, хорошо известна. [5] В.В.Можаровский подчеркивает, во-первых, роль именно “субъектных” конфессий не только в оформлении идеи субъекта познания. Особенно он выделяет значение идеи равносущной Троицы, обусловившей, по его мнению, идеи доступности человеку постижения Божественного, сопричастности человека трансцендентному. Субъект христианского монотеизма выделен из космоса и противостоит природе, но способен к их познанию. Гносеологическое основание в вере в абсолютное трансцендентное начало, в сопричастности этому началу имеют не только наука и мораль, но и активизм европейской культуры, и их следствия, включая тотальное насилие, глобализацию, проблемы экологии.

Во-вторых, по мнению В.В.Можаровского, именно иудаизм и христианство ответственны за формирование такого феномена психики как бессознательное. С этой позиции фрейдизм – не наука и не некая технология овладения эффективными методами, трансформация комплекса запретов, сформулированных в Торе (Ветхом завете). Речь идет о таких заповедях, как “чти отца своего”, “не убий”, “не прелюбодействуй”, “не кради”, “не лжесвидетельствуй”, “не возжелай дома, жены ближнего”. Любая культура формирует личность, о-пределивает ее с помощью установления неких пределов, запретов, табу. Но таких заповедей, как содержащиеся в Пятикнижии, нет в язычестве. Так же, впрочем, как нет и автономной от космоса души. В традиционных обществах прелюбодействие, воровство, убийство и прочее – признаки удачливости и не табуируются. Введение же ветхозаветных заповедей породили такие психические феномены как вытеснение либидозности, Эдипов комплекс. Иначе говоря, первобытное общество, язычество не знают бессознательного. С этой точки зрения, юнгианство оказывается укорененным в протестантизме, а творчество Ф.М.Достоевского – формулировкой православной идеи бессознательного. [6]

Бессознательное – иррациональный коррелят рационализма, компенсацией за приобретения рациональности (наука и техника), укоренные в догматической сфере. “Как, например, все создания субъектной науки, все механизмы, произведенные техникой, являются неестественными и разрушаются в мире натуральных вещей, так и сам субъект, сам человек монотеизма, весьма неестественен и затрачивает огромные усилия для поддержания своего статуса в природном мире. Он находится в таком постоянном внутреннем напряжении, которое, возможно, не было присуще язычникам”. [7] Так в Индии, Непале нет проблемы сексуальных маньяков или суицида, составляющих целый пласт современной западной культуры. "Сама проблема бессознательного актуализируется лишь в то время, когда уже налично заявлено содержание догматического мышления, как и экономические проблемы возникают только в момент реального воплощения установок монотеизма через антропоцентрическую науку и технику, т.е. чем более активно и тотально постулирует себя догматическое мышление, тем более широко и осязательно проявляет себя его отрицательный иррациональный коррелят".

Различение культур в зависимости от их отношения к персонологии имеет далеко идущие последствия – как в плане проблемы собственности и экономических отношений, политической культуры, так и морали, вплоть до неоднозначных представлений о перспективах самой человеческой цивилизации. Речь идет о рациональных биотехнологиях, вызвавших бурную дискуссию этиков, теологов, политиков, выплеснувшуюся в СМИ и ставшую уже фактором актуальной политической жизни.

Современный человек получил широчайшие возможности изменения своей природы: от пластических операций и трансплантаций до генной инженерии. Урбанизированная техногенная цивилизация вызывает утрату телесной органичности. Бытийность человеческой телесности, формы ее существования становятся поливариантными. Тело превращается в аналог одежды, которым можно играть и который можно менять.

Если во времена Платона еще можно было понимать человека как бесперое двуногое с мягкой мочкой уха и плоскими ногтями, то что есть человек сейчас? Возможные ответы все более утрачивают шансы на однозначность. Если исходить из происхождения, то оно становится все более многовариантным: человек может быть зачат, выношен и рожден уже не только обычным «натуральным» образом, но и возникнуть из пробирки, быть выношенным и рожденным суррогатной матерью, а теперь даже и мужчиной. Разработаны генные технологии, позволяющие гомосексуальным парам (женским и мужским) иметь собственных детей.

Биотехнологии позволяют определять пол зародыша на ранних стадиях, а значит и, фактически, влиять на демографию. Разработаны методы создания условий для появления на свет детей с определенными генетическими характеристиками. Тем самым создаются предпосылки закрепления разрывов в социальном статусе на генетическом уровне.

Возможности генной инженерии, банки спермы и яйцеклеток, клонирование порождают все большую неоднозначность относительно конечности человеческого существования, массу этических и религиозных проблем. Перспектива применения клонирования к человеку вызвала столь бурную дискуссию, что в дополнительном протоколе к принятой Парламентской Ассамблеей Совета Европы Конвенции о правах человека и биомедицине записано: запретить всякое вмешательство, преследующее цель создать человеческую особь, идентичную другой, живущей или мертвой. [8]

Не менее острые дискуссии вызвала технология выращивания эмбрионов примерно до 14-дневного возраста, чтобы затем получать из них стволовые клетки, из которых уже можно выращивать любой орган и живую ткань - костную, мышечную и т.д. Дискуссия об использовании стволовых клеток приобрела колоссальный резонанс - в нее вмешалась даже Римская католическая церковь и лично ее глава, объявивший морально неприемлемыми любые манипуляции с живыми человеческими эмбрионами. А прошедшие в США дискуссии о создании эмбрионов для научных исследований, подвигли администрацию Дж.Буша-младшего к отказу от финансирования таких исследований. Главное возражение противников этой практики имеет чисто этический характер: речь идет о бесчеловечном манипулировании с людьми, фактически - убийстве. Проблема чисто персонологическая - являются ли используемые эмбрионы личностями, распространяются ли на них этические и правовые нормы? [9]

А как относиться к тому факту, что в мире ежегодно отправляются в помойку десятки (если не сотни) тысяч живых человеческих эмбрионов, являвшихся материалом лечения некоторых форм бесплодия? При искусственном оплодотворении из некоторого количества оплодотворенных яйцеклеток, значительная часть которых начинает успешно развиваться, отбирается только одна, которая и отправляется в лоно счастливой пациентки, а остальные - невидимые простым глазом скопления - в лучшем случае в сосуд с жидким азотом. Что это? Или кто это? Отходы лечения? Вторичный “биоматериал”, который можно использовать для спасения других жизней? Если это уже кто-то, то они - жертвы бесчеловечных технологий. Не случайно всего огромного авторитета Папы не хватило для того, чтобы остановить публичное обсуждение “терапевтического клонирования” даже в традиционно католической Италии.

На этом фоне в политическую проблему превратился аборт. То, что еще в середине ХХ века рассматривалось как свободное волеизъявление потенциальной матери, превратилось в человекоубийство, квалификация которого оказалась связанной с вопросом – на какой стадии (недель или даже дней) развития плода он может считаться человеческим индивидом. Поляризация общественного мнения выразилась в оформлении двух основных позиций: Pro Life и Pro Choice. В первом случае человеческая жизнь наделяется несомненными правами личности, человеческим достоинством и абсолютной автономностью с момента зачатия, а значит вмешательство в эту жизнь других лиц (вплоть до искусственного прерывания беременности) – недопустимо. Во втором – отстаивается приоритет выбора родителей, прежде всего – матери, в вопросах, связанных с зачатием и рождением ребенка. Однако такой план дискуссии – вчерашний день. Осмысление последствий генной инженерии раскололо лагерь либералов, традиционно отстаивавших право женщины на аборт. Наиболее последовательные продолжают отдавать преимущество праву женщины на самоопределение. Но в либеральном лагере появились и "большие католики, чем сам Папа", отдающие приоритет праву на защиту жизни эмбрионам, [10] находящимся на начальных стадиях развития.

А оправдано ли и в какой степени лечение генной коррекцией? В каком смысле человек останется человеком, если поменяет свою генетическую идентичность, включив в свой геном часть генома крыс для повышения устойчивости к неблагоприятной экологии? Или часть генома свиней, что откроет широкий дополнительный ресурс трансплантологии. Или – часть генома растений для более эффективной утилизации солнечного излучения?

Возникли и менее экзотические, но не менее острые проблемы. Появление группы общедоступных лекарств, позволяющих корректировать поведение, вызвали неоднозначную ситуацию в педагогике и семейном воспитании. Например, если ребенок импульсивен, не может долго задерживать внимание, не слушает, когда к нему обращаются, испытывает трудности при выполнении заданий, требующих внимания и интеллектуальных усилий, легко отвлекается, то ему может быть поставлен диагноз – синдром недостатка внимания и гиперактивности, и назначено лечение риталином, который "нормализует" поведение. В США это лекарство потребляют до 10% школьников. Противники все расширяющегося потребления риталина обращают внимание на том, рост потребления препарата связан со стремлением снять с себя ответственность. Школьник освобождается от ответственности за свое безобразное поведение: его надо не воспитывать, развивая самодисциплину, а просто дать лекарство. Родители освобождаются от ответственности за плохое воспитание своего чада, просто за то, что запустили ребенка. Виноваты не они, какая-то патология, и исправлять поведение они должны не уделяя ребенку больше внимания и заботы, а оплачивая лекарство и визиты к врачу. Ну и само собой, учителя освобождаются от ответственности за неспособность привлечь внимание или призвать к порядку шалуна: риталин в их сознании занимает место педагогического таланта и опыта.

Упомянутые нравственные, правовые и религиозные проблемы относятся к разнообразию ответов на вопрос о природе личности. Рождение и воспитание ребенка является одним из высших проявлений человеческой свободы и ответственности. Но современная генная инженерия, успехи медицины не просто породили биоэтику, а создают совершенно немыслимые ранее нравственные, правовые и религиозные казусы.

Во всех приведенных примерах существо проблем, порожденных ими – не просто этическое. Речь идет границах личности, которые в европейской традиции совпадают с границами свободы и ответственности, возможностью проявления свободы воли, самосознания, разума. Но сегодня – где и когда Я, где и когда личность? К концу ХХ столетия эти вопросы звучат весьма нетривиально. Психологи и даже педагоги говорят о пренатальной (внутриутробной) стадии развития личности. Родителям впору как в “Стране водяных” Акутагавы испрашивать у не родившегося плода согласия на его рождение. Поневоле начинаешь вспоминать соратницу В.И.Ленина О.Лепешинскую, ставшую в советское время известным биологом и занимавшуюся воспитанием зиготы. Вообще, складывается впечатление, что еще немного и можно будет говорить о презиготной стадии развития личности. А тут уже рукой подать до представлений о карме.

Об этой же тенденции свидетельствует и обостренный интерес в конце ХХ столетия к так называемой "трансперсональной (то есть внеличностной) психологии", духовным практикам в духе Кастанеды, интегральной йоги Ауробиндо и т.п. Общим для всех них является поиск органической связи человека с бесконечным полем сознания (универсальным разумом или космическим сознанием), то есть выходом конкретной личности за рамки пространственно-временных и причинно-следственных границ.

Границы свободы и ответственности утрачивают ясность и четкость, которую они приобрели в Новое и Новейшее время. Границы свободы=ответственности в XIX и большей части XX веков есть границы собственности личности, буквально – ее доли (куска, объема) бытия. В наше время "субстанция" свободы и ответственности становится виртуальной, подобно иррациональным числам, труднодоступной здравому смыслу и обыденной практике. Вменяемое “Я” становится некоей «точкой сборки» свободы и ответственности самосознающего Я, которое не столько отделено от бытия, сколько вплетено в его ткань в качестве странника по стихиям бытия и его возможным мирам. Оно подобно пучку, нитей, вплетающихся в ткани бытия, прорастающих в нем, образуя неповторимый узор - то ли войлок, то ли ковер. В античной мифологии богини судьбы - Мойры - именно этим и занимались. [11]

Но все эти духовные приключения – источник грядущих метаморфоз и открытий нравственности и права есть результат развертывания христологии – сердцевины христианства, выраженной в новозаветных текстах. Идея свободы как ответственности, будучи укорененной в христианской культуре, привела к своеобразному оборачиванию метода.

3. Два с половиной монотеизма и массовая культура

Атака Аль-Каидой ВТЦ в Нью-Йорке. Затянувшееся противостояние в Ираке и Афганистане. Приход к власти агрессивных режимов в Иране и Палестине. Активность исламского фундаментализма в Алжире и Турции, Северном Кавказе, Средней Азии и Индонезии. Парижская осень 2005. Всемирная “война карикатур” в феврале 2006. Ряд событий очень убедительный для выводов типа “ислам проснулся”, “невидимый халифат действует” и т.п. Этот всплеск исламской экспансии оказался неожиданным для большинства политиков и экспертов, очевидно, ожидавших после крушения “империи зла” торжества демократии, политкорретности, мультикультурализма и толерантности в рамках единых экономических, информационных, культурных и политических “пространств”. Дошло до того, что Ф.Фукуяма, сделавший имя на тезисе о наступившем к началу 1990-х “конце истории”, вынужден в 2006 году говорить об определяющей роли различных политических культур. А большинство политиков, не говоря уже об обывателях, открыто говорят о прямом вызове брошенном оказавшемся удивительно единым исламским миром – миру христианскому, оказавшемуся не готовым к выработке единой позиции перед лицом этого вызова.

Для уяснения смысла противостояния можно воспользоваться моделью, предложенной в 1994 году Э.Геллнером в связи с выявлением им источников и перспектив гражданского общества. [12] Для Э.Геллнера главным было различие между христианством и исламом в плане поляризации поляризации “энтузиазма” (порывов духовного опыта к трансцендентому, к внебытийным и добытийным началам бытия) и “предрассудков” (бытовой ритуализации). [13] С этой точки зрения, различие состоит в том, что, если в христианстве носителем “энтузиазма” выступала “периферия” (секты, ордена, раскольники), своеобразный культуральный “низ”, тогда как “верх”, “центр” (папство, патриаршество) выступал носителем терпимой ритуальной консолидации, то в исламе обратная ситуация. Там всегда носительницей “энтузиазма” выступала “умма” образованных книжников, тогда как ритуальное бытовое разнообразие накапливалось и довольно мирно существовало на “низовой периферии”.

В этой ситуации, секуляризация христианской цивилизации породила такие социальные институты как гражданское общество, демократия, правовое государство, обеспечивающие довольно мирное сосуществование носителей различных взглядов. Прорывы “энтузиазма” обычно затухали, достигнув пределов “национализма”. Исламская культура в таких институтах просто не нуждалась.

Ситуация радикально изменилась в результате индустриализации исламских стран, формирования в них урбанистического образа жизни, освоения современных информационных технологий, формирования массового общества и массовой культуры. “Прорывы в иное” духовных лидеров, дающий объяснение и утешение обездоленным, слились в едином надгосударственном мощном порыве “энтузиазма”. Получилось что-то вроде накачки лазера, за которой последовал импульс мощного излучения. И средством “накачки” этого лазера оказались плоды европейской цивилизации (наука, техника, СМИ и т.д.).

Структурные синхронические различия двух монотеизмов, двух мировых религий, определяющих “осевое время” мировой истории, перешли в параметры синхронические, характеризующий различные стадии развития. Иудео-христианская цивилизация оказалась в статично-оборонительной позиции, тогда как исламская приобрела качественно новую энергетику развития, перейдя в фазу “горячего” общества. Причем общества надэтнического, глобального. Или претендующего на глобализм.

Любопытна в этой ситуации история с “реальным социализмом” - попыткой реализации коммунистической доктрины, восходящей к марксизму и традиции утопического социализма. Фактически речь идет о "монотеистическом вывихе", попытке построения “Царства Божьего” на земле, т.е. построении идеального и разумного общества справедливости при отказе от трансцендентного сакрального плана бытия. Эксперимент этот закончился печально. Причины неудачи уже вскрыты и неоднократно обсуждены. Важно отметить две вещи. Во-первых, то, что одной из причин краха стало противоречие декларируемых целей и результатов, недовольство отсутствия гражданских прав и свобод. Во-вторых, важно, что за крахом тоталитарного государства не последовали формирование гражданского общества и экономическое развитие, что оттолкнуло население от идей демократии и либерализма, что создало условия для политической манипуляции и нового авторитаризма.

Как бы то ни было, но несколько неожиданно “плодами цивилизации”, результатами реализации проекта гуманистического Просвещения воспользовались другие. Европейская цивилизация своими руками, в результате собственной экспансии, стоившей ей много сил и жизней, создала себе “преемника”.

Сказанное можно проиллюстрировать с помощью таблицы:

Монотеизм

"Предрассудки",

традиция, терпимость

"Энтузиазм",

духовные прорывы в трансцендентное "иное бытия", важные для продвинутых интеллектуалов и дающие утешение слабым, нетерпимость

Современность:

в условиях массового общества, урбанистической среды, современного производства, СМИ, массовой культуры, современных информационных технологий

Христианство “Центр”/”верх” (папство, патриаршество)

Местные пуританские сообщества (протестантизм, ордена, секты, староверы)

Десакрализация, секуляризация, гражданское общество, демократия, толерантность

Ислам Местные сообщества

Умма

Сакрализация, трансляция и торжество пассионарной уммы

Коммунизм (реальный социализм) Отождествление экономики, политики и идеологии

Отказ от транцендентного, цезарепапизм

Крах, разочарование в несуществующих гражданском обществе и демократии, вопль об идеалах и "сильной руке"

Дело, однако, не ограничивается “исламским вызовом” и угрозой “нового халифата”. Это внутренние “разборки” в рамках монотеистической традиции.

4. Третья сила: постчеловечность и бессубъектность

Человечество, живущее в условиях современной цивилизации, проходит некий водораздел, некую точку перелома метафизики нравственности. Ранее уже отмечался сдвиг гуманитарной парадигмы в сторону постчеловечности и постчеловеческой персонологии. [14] До сих пор наука и техника были солидарны с основополагающим тезисом христианской культуры и порожденного ею политического и нравственного мировоззрения: все граждане обладают равным шансом автономно (т.е. свободно и ответственно) реализовывать свою жизнь. И нарастающая свобода выбора только поощряла частную автономию отдельного человека.

Но уже вакцинация, операции на сердце и мозге, трансплантация органов ставили вопрос о пределе, где даже медико-гуманитарные цели не могут оправдывать дальнейшую технологизацию биологической природы человека. И ни одна из дискуссий не установила этот предел, не остановила развитие этой технологизации. В настоящее время количество переходит в качество.

Упомянутые достижения биотехнологий, генной инженерии, медицины – это возрастание свободы, не нуждающееся ни в каком ограничении, или этот прирост свободы выходит за некие границы и поэтому нуждается в нормативном ограничении? Реалии сегодня таковы, что изменяются критерии, в соответствии с которыми мы осознаем и понимаем себя как авторов собственной жизни и равноправных членов морального общества.

Например, устанавливается фундаментальная асимметрия межличностных отношений. До сих пор цивилизованное человечество – как в сфере науки, так и религии – исходило из того, что генофонд новорожденного и, следовательно, исходные органические предпосылки его будущей жизни не могли быть предметом целенаправленной манипуляции других людей. Взрослеющая личность уже могла подвергнуть свой жизненный путь критическому пересмотру и перестройке. Но в исходной позиции жизненного старта все одинаково зависимы от организма, телесной целостности, доставшейся нам стихийно и естественно, т.е. – непредсказуемо. В этом плане все человеческие индивиды выступали симметрично бесправными – как в пределах одного поколения, так и в межпоколенном плане. "Все мы - люди, все мы – человеки" и "Бог дал – Бог взял" нашу жизнь.

Возникающая асимметрия обусловлена тем, что ставится под сомнение способность человека рассматривать самого себя как ответственного хозяина истории своей жизни и, одновременно, уважать других как равных себе – хотя бы как представителям того же биологического вида, с одинаковой историей происхождения. С одной стороны, новые репродуктивные технологии, эвтаназия, генная инженерия, включая использование стволовых клеток и т.п. расширяют личную автономию и свободу. То, что И.Кант считал "царством необходимости" превратилось в "царство свободы". Но с другой стороны – свобода явно и жестко ограничивается, переходя в плоскость новой инженерии. Дело не столько в биотехнологии, сколько в отрыве самосознания личности от телесной ее природы и вторичности последней от этого самосознания. [15] В генной инженерии возникает серьезная моральная и даже правовая проблема защиты целостности генных структур, в отношении которых недопустимы никакие манипуляции, т.е. проблема неподвластности чужому влиянию биологических основ личности, ее биологической, телесной идентичности. Юридически проблема может звучать как "право на генетическое наследство, не подвергшееся искусственному вмешательству". [16]

И тогда как, на фоне всеобщего движения за поддержку прав инвалидов, расценивать заявления ряда ассоциаций слепых и глухих, в которых они протестуют против планов разработки геномных методов лечения их недостатков, поскольку это грозит гибелью их особых субкультур, аккумулирующих специфический опыт и ценности, недоступные "нормальному" миру? И как быть с нередкими обращениями к врачам родителей-инвалидов, например, когда и отец и мать – слепые, помочь им и "скорректировать" развитие плода, чтобы их ребенок родился тоже слепым. Как написано в одном из таких заявлений: "Мы не хотим, чтобы он был одним из вас. Мы хотим, чтобы он был одним из нас, остался в нашей семье, в нашем сообществе. В нашем мире, о котором вы ничего не знаете, не хуже, чем в вашем". [17]

Дискуссии об искусственном прерывании беременности, продолжавшиеся не одно десятилетие, все-таки, кое-чему научили. Они убедительно показали, что в этом конфликте найти мировоззренчески нейтральное, лишенное каких бы то ни было предубеждений (т.е. приемлемое всеми гражданами секулярного общества) решение проблемы морального статуса человеческой жизни на самых ранних этапах ее развития – практически невозможно. Что и было признано одним из столпов современного либерализма. [18]

На первый взгляд, возникает альтернатива. Либо культуральный релятивизм, когда универсального решения нет и быть не может. Действительно, к одинаковым фактам – массовым преступлениям своего прошлого режима, атомной энергетике, и т.д. – в каждой культуре относятся по-разному. Свою роль играют исторические традиции, религиозные установки и т.п. Поэтому и новые этические проблемы, очевидно, должны решаться по-своему.

Либо остается впасть в "биологический фундаментализм" и конституционно, а то и на уровне межнациональном твердить тезис, согласно которому эмбрион изначально обладает человеческим достоинством, т.е. правами личности и имеет абсолютное право на защиту своей собственной (уже и изначально – собственной) жизни.

Человеческая мысль выработала три ответа на вопрос об источнике морали и права: (I) их природа Божественна; (II) они коренятся в человеческой природе; (III) они являются порождением конкретных культур, т.е. являются результатом нормативно-ценностных конвенций.

Первая точка зрения оказывается все более трудно совместима с реалиями цивилизации. Третья ведет к полному нравственному релятивизму. Остается вторая. Но и она в постчеловечесой ситуации утрачивает справедливость, поскольку сами люди утрачивают универсальную общность своей природы:

- Они лишены общности происхождения, т.к. могут появляться на свет в результате коитального зачатия, in vitro (в том числе – по заказу), в результате клонирования.

- Они лишены естественного характера – в результате успехов фармакологии можно существенно, если не радикально менять характер личности.

- Они лишены общности телесности (смена пола, трансплантации, косметическая хирургия).

- Они лишены универсальной ситуации смерти или продолжения жизни: генная инженерия и современная медицина радикально стратифицируют человечество.

В современном мире существует целый спектр нравственных установок по отношению к проблемам генной инженерии и прочих биотехнологий. В принципе, можно обозначить две крайние позиции в качестве своеобразных “полюсов”, между которыми размещаются все прочие.

Наиболее жесткую этическую и правовую позицию занимает ФРГ и большинство других стран континентальной части Западной Европы. Западная Европа, Abendlandes является колыбелью современной цивилизации, выросшей в лоне катафатической ветви христианства. Западная Европа является также родиной наиболее сильных организованных экологических движений, а в некоторых странах, особенно в Германии (“зеленые”), они давно уже входят в политический истеблишмент. И осторожность, даже враждебность по отношению к биотехнологиям является одним из программных принципов.

Другой конец спектра составляют многочисленные азиатские страны. Эти общества, в силу религиозных, культурных, а значит и исторических обстоятельств куда менее озабочены этической стороной биотехнологий. Такие великие религии Азии, как конфуцианство и буддизм не знают идеи трансцендентного Бога. В конфуцианстве речь идет о почитании культа и заветов предков, а в буддизме каждый может стать Буддой, т.е. просветленным. И та, и другая религия, по типологии В.В.Можаровского, бессубъектны. Столь же бессубъектны даосизм, синто и бон, которые наделяют духовными качествами животных и предметы, неодушевленные для европейца. Буддизм объединяет людей и создания природы в единый космос без качественных границ. Все эти традиции не проводят резких этических различий между людьми и прочим миром. Столь же бессубъектен и индуизм, в котором человеческая жизнь может цениться меньше жизни животного. А если сюда добавить еще и монотеистический, но также бессубъектный ислам, то становятся ясными масштабы “нравственного вызова” европейской цивилизации. [19] Этим культурам свойственно намного большее сочувствие животным и растениям и существенно меньшая значимость человеческой жизни. Во многих регионах Азии широко распространены аборты и даже инфантицид, особенно по отношению к младенцам женского пола (Китай). Правительство КНР проводило официальную политику ограничения рождаемости, а в 1995 году приняло евгенические законы. В том же Китае официально разрешено изъятие органов у казнимых заключенных и использование их тел для самых различных целей, включая “художественные”. [20]

Промежуточную позицию между Европой и Азией занимают англоязычные страны, Латинская Америка, страны Восточной Европы. США и Великобритания, в силу либеральных традиций, всегда скептически относились к государственному регулированию, в том числе - науки. Но и Американское общество начинает раскалываться сторонников консервативного подхода и ограничений биотехнологий, вплоть до запретов на аборты. А Соединенное Королевство, пережившее шок от потерь в связи с “коровьим бешенством” (бычьей губчатой энцефалопатии), оказалось родиной самого мощного протеста против ГМО и биотехнологий в сельском хозяйстве.

Таким образом, мир все более поляризуется. Огромный азиатский регион, переживающий бурный экономический рост, не испытывает никаких правовых и нравственных ограничений на определенные технологии. Некоторые из этих стран (Япония, Китай, Южная Корея, Индия, Сингапур) обладают необходимой научной и технической инфраструктурой. Кроме того, у них имеются мощные экономические стимулы завоевать свою долю рынка биотехнологии. Ужесточение европейского и американского законодательства по ограничению биотехнологий уже активизировало отток соответствующих научных, технических и финансовых ресурсов в азиатский регион. Поэтому в будущем биотехнология может стать важной линией раздела в международной политике. [21]

5. Россия между жерновами цивилизаций

В нынешнем мире противостояние господствующему миропорядку со стороны бессубъектных культур выглядит как “геополитический вызов цивилизации”. Хотя последствия этого процесса трудно установить и оценить заранее, общие направления наметившихся глобальных изменений можно проследить в общих чертах, исходя из нормативно-ценностных установок соответствующих культур.

По мере того, как численность носителей бессубъектных культур, а значит и население соответствующих государств, стремительно возрастает, тогда как население субъектно-ориентированных общностей сокращается, эта проблема приобретает настолько рельефную форму, что уже проглядывает возможное расслоение человечества по религиозно-ментальному принципу. Перед таким расслоением, перспектива которого, похоже, будет определять политическую ситуацию ближайших десятилетий, описанный С.Хантингтоном “конфликт культур” будет выглядеть спором модниц о своих нарядах на представительном приеме.

Россия традиционно – в силу своего географического положения, состава населения, особенностей истории – занимала некую промежуточную позицию между культурами Запада и Востока, индустриальным Севером и аграрным Югом. В наше время мир стремительно меняется. Дело не ограничивается противостоянием ислама и христианства. Экономически развитый иудео-христианский Запад переходит к обороне перед экономической, технологической и демографической экспансией бессубъектных цивилизаций. Возможна ли в этом стремительно разделяющемся мире для России игра в “свой путь” или претензии на некий “синтез”?


(1) - Собственно, закономерности этой динамики как “больших” культур, так и “субкультур” и составляют предмет теории и философии культуры, так называемой “культурологи”, которую по разным причинам в настоящее время подменяют историей культуры, историей художественной культуры, если не просто историей. >>>

(2) - См. Тульчинский Г.Л.: Проблема либерализма и эффективная социальная технология // Вопросы философии. 2002. - № 7, с. 17-25. >>>

(3) - Подавление жизненного мира рационализированной логикой в постмодернизме получило название “логоцентризма”, а то и “фаллогоцентризма” - завуалированной формы воли к власти, которая, зажав нас в железные тиски рациональной эффективности, порождает различные формы насилия, выступая главным источником террора и беспорядка в современном мире. >>>

(4) - Тема эта была заявлена в работах В.В.Можаровского. См. например, Можаровский В.В. Критика догматического мышления и анализ религиозно-ментальных оснований политики. СПб, 2002. – 272 с. Это очень противоречивый автор. С одной стороны – ряд нетривиальных соображений о ментальности и науке, семье… С другой – как только доходит до политики – соскальзывает в великодержавие, антисемитизм, антиглобализм. Чего стоят, например, рассуждения о том, что иудаизм и прочие нехристианские деноминации не нуждаются в территории, которая вторична по отношению к религии (это в иудаизме-то?), а вот бедное православие нуждается именно в территории (??). Или сопоставления на с.179 К.Маркса с Богом-отцом, Ф.Энгельса – с Духом, а В.Ленина с Сыном – мучеником и спасителем (?!). >>>

(5) - См. также Тульчинский Г.Л. Свобода и смысл. Новый сдвиг гуманитарной парадигмы. Lewiston-Queenston-Lampeter: The Edwin Mellen Press, 2001. >>>

(6) - Можаровский В.В. Критика… С.144-148. >>>

(7) - Можаровский В.В. Цит. соч. С.148. >>>

(8) - Большинство ведущих религиозных конфессий однозначно выступили против клонирования на том основании, что в данном случае человек претендует на роль Творца. Будет ли клонированный человек иметь статус человека? А значит, будет ли на него распространяться запрет на его убийство? Или продукт клонирования будет иметь статус “голема” - искусственного человека, сделанного из глины и одушевленного магическим образом и которого, поскольку он не человек, можно убивать? Является ли клонирование исполнением божественной заповеди “плодитесь и размножайтесь”? Заповедь относится только к гетеросексуальным парам, вступающим в законный брак и размножающимся естественным образом, или заповедь относится к результату, а не к способу зачатия? Кто считается отцом клонированного ребенка? Тот, чья сперма оплодотворила женщину, даже в том случае, если он является платным, добровольным или анонимным донором? А как быть с донорством не семени, а генетического материала вообще – ядра клетки? >>>

(9) - При этом аргументы противников клонирования логически противоречивы: запрет доращивать клонированные эмбрионы до рождения предполагает их тождественность человеку-донору, а запрет использовать их как биоматериал - их индивидуальность и самоценность. Это опять-таки подчеркивает персонологический характер проблемы. >>>

(10) - Стоит напомнить, что под эмбрионом в современной медицине понимается плод на стадии от оплодотворения яйцеклетки до начала развития отдельных органов, т.е. до восьмой недели беременности. С 9-й по 38 неделю длится период внутриутробного развития. >>>

(11) - Можно предложить и другую, более современную математическую метафору, если уподобить Я – волновой функции или немонотонной функции вроде функции Дирихле. >>>

(12) - Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., 2004. >>>

(13) - Для монотеизма речь идет об освоении языческого "бэкграунда". >>>

(14) - См. Тульчинский Г.Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности. СПб, 2002. >>>

(15) - В этой связи перспективным, заслуживающим не меньшего внимания, чем либеральные дискуссии по биоэтике, выглядит предложение некоторых российских политиков и социологов (А.В.Баранов, Л.С.Семашко) о внесении в Конституцию и избирательный закон поправки, увеличивающей число голосов у граждан, имеющих несовершеннолетних детей на число, соответствующее количеству детей. Тем самым могут быть учтены интересы как детей, так и их родителей. В этом случае дети виртуально получают возможность влиять на свое прошлое – не в дискуссиях дядей и тетей, которым любить ближнего тем легче, чем он дальше, а в решениях их родителей. >>>

(16) - Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. На пути к либеральной евгенике? М., 2002, с.38. >>>

(17) - Эти и другие примеры см. Тищенко П.Д. Био-власть в эпоху биотехнологий. М.. 2001. >>>

(18) - Dworkin R. Life's Dominion. N.Y., 1994. >>>

(19) - Наверное, к этой же альтернативе можно отнести и африканский регион, север которого составляют страны ислама, а “черная Африка” является христианской и исламской достаточно поверхностно и условно. Языческие культы чрезвычайно распространены в странах экваториальной Африки. >>>

(20) - Для первых «пластинатов» немецкого «скульптора» Г.фон Хагеса использовались тела казненных граждан КНР. >>>

(21) - Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологичесой революции. М., 2004, с.270-273. >>>

Статья опубликована с согласия автора.

К началу статьи

©Григорий Тульчинский 2006  

 
Введение Мегарегион Структура Контакты На главную
Путь к проекту Аналитики Этика Биографии Гостевая книга
О проекте К списку статей Условия участия Ссылки Стенограммы
 
Последнее обновление: 05.07.16

© Мегарегион - сетевая конфедерация 2004-2006